Алан Холлингхерст - Библиотека плавательного бассейна

Когда я вошел, прыщавый контролер, уроженец Глазго, как раз принимался за порцию рыбы с картошкой, и в вестибюле воняло жиром и уксусом. От нечего делать я немного полистал журналы. Эти захватанные журналы с загнутыми уголками страниц часто листали те педики-проститутки, которые с благословения администрации поджидали там клиентов. Киноверсии половых сношений, запечатленных на снимках в самых невероятных ракурсах — или нечто подобное, — можно было увидеть внизу, в подвале. Я без всякого интереса смотрел на наигранное выражение экстаза на лицах. За прилавком у контролера стоял маленький телевизор, служивший монитором во время демонстрации фильмов в зале. Но поскольку больше никого в магазинчике не было, контролер, прервав нескончаемый кругооборот видеосекса, смотрел обычную телепередачу. Он сидел, запихивал себе в рот картошку с вывалянными в тесте влажными кусками слоистой белой трески и, близоруко щурясь, неотрывно смотрел на экран, точно подросток, впервые увидевший порнофильм. Я потихоньку подошел и заглянул ему через плечо. Это была передача о природе, и в ней показывали кадры о жизни семьи термитов, снятые каким-то виртуозом изнутри. Сначала снаружи возникла длинная морда голодного муравьеда, а потом — его страшные острые когти, при помощи которых он пробирался внутрь. А внутри — чудо волоконной оптики, — оказавшись над местом пересечения туннелей, похожим на трифорий какого-нибудь храма Гауди, мы увидели, как странным образом удлиняющийся язык муравьеда рывками приближается к нам, попутно смахивая со стенки спасающихся бегством термитов. Это было одно из самых поразительных произведений киноискусства, которые мне доводилось видеть. Меня глубоко взволновало столь бесцеремонное вмешательство в чужую жизнь и вдобавок встревожило разрушение необычной, причудливой постройки. Я был огорчен, когда контролер, заметив мое присутствие и, возможно, нуждаясь в воодушевлении, стукнул по кнопке и эти кадры сменились довольно пошлой картиной об американских студентах, засовывающих хуи друг другу в жопу.

— Кино, сэр? — спросил он. — Имеются очень откровенные, возбуждающие фильмы.

Душа контролера не лежала к этому разговору, поэтому я заплатил пятерку и оставил его наедине с чудесным миром природы.

Я спустился по лестнице, освещенной одной-единственной неяркой лампочкой, выкрашенной в красный цвет. Сам кинозал представлял собой небольшое подвальное помещение, чья запущенность бывала совершенно очевидной лишь в ту минуту глубокой ночи, когда сеансы прекращались до утра и при внезапно загоревшемся свете становились видны голые стены в подтеках, мусор на полу и оставшиеся зрители — либо спящие, либо занимающиеся тем, что лучше всего получается в темноте. Там было, наверно, десять рядов кресел, списанных во время ремонта в каком-нибудь настоящем большом кинотеатре: у некоторых недоставало подлокотников, что помогало кинозрителям знакомиться друг с другом, а одно, лишенное сиденья, то и дело становилось причиной смущения робких посетителей, которые, с трудом разглядев в темноте первое попавшееся свободное место и попытавшись сесть, грузно опускались на пол.

В кинотеатре я не был очень давно, и меня вновь поразили его характерные особенности: открыв дверь, я почувствовал их раздражающее воздействие на зрение, обоняние и слух. Пахло дымом и потом — затхлый мужской запах, перешибаемый, как в такси, кисловатым лимонным ароматом дешевого освежителя воздуха и время от времени разбавляемый едва заметным душком «Мужской тревоги». Звучала медленная, сексуально возбуждающая поп-музыка, которую — поскольку фильмы шли без фонограммы — непрерывно ставили снова и снова, дабы усилить созданный настрой и заглушить негромкие вскрики зрителей. С виду зал изменился примерно за минуту — пока я, стоя у самого входа, ждал, когда глаза привыкнут к полутьме. Зал освещали только небольшой экран да тусклая желтая надпись «Пожарный выход». Как-то раз я воспользовался этим выходом — там была зловонная черная лестница с запертой дверью на верхней площадке. Воздух был тяжелым от дыма, повисшего в луче проектора.

Важно было сесть подальше, там, где темнее и оживленнее, но еще важнее — избежать знаков внимания со стороны явно неприятных типов. С некоторым трудом — мешала сумка — я двинулся вдоль ряда, пустого, если не считать тучного коммерсанта в дальнем конце. Репутация у кинотеатра была не из лучших, поэтому, усевшись, я решил осмотреться и подождать. Время от времени кто-нибудь закуривал, и мужчины, ерзая в креслах, озирались вокруг. Настроение публики колебалось между вялостью и неловкостью.