Михаил Садовяну - Новелла современной Румынии

Я наполнил корзину. Меня очень пугали тени, мелькавшие сквозь густые пары, и я торопился перепрыгнуть на другую сторону. Чтобы успокоить себя, я стал думать о том, что в школе опять станет тепло и господин учитель будет рассказывать о Хории, Клашке и Кришане и о людях с Западных гор.

Я прыгнул через речку.

— Стой, злодей, убью! — раздался у меня над ухом хриплый голос. Я чуть не свалился в речку, но кто-то схватил меня за воротник пальто и приподнял. Из-под бровей, над которыми виднелась грязная тряпка, на меня злобно смотрели блестящие глаза.

— Что у тебя в корзине?

— Земля, сударь!.. Пэкурец…

— Ага!.. Значит, это вы крадете у нас мазут!

«Пэкурар», — подумал я и весь задрожал. Это был черномазый и долговязый детина в лохмотьях, испачканных мазутом. Он опрокинул мою корзину и отобрал у меня нож.

— Ты чей?

— Сын маляра, сударь. Сын Тити Панаите, маляра…

— Если еще раз поймаю, — убью!

— Не убивайте меня, сударь! — еле слышно пролепетал я.

Пэкурар опустил меня на землю. В нескольких шагах от нас к берегу спускалась бабка Аника со своим тазом. Пэкурар бросился к ней. Я не стал ждать его возвращения, поднял корзину и стремглав побежал к школе.

Пэкурары были грозой Дымбицы. Этими страшными людьми, насквозь пропитанными мазутом, пугали детей. Учитель Тудоран рассказывал нам, что первый пэкурар обосновался на берегах Дымбицы много лет назад. Он занялся делом, которое местным жителям казалось странным: собирал капли мазута с поверхности земли. На этом он сколотил целое состояние. Ходили слухи, что пэкурар нашел клад. Впоследствии он купил даже несколько нефтяных скважин, но вскоре разорился, словно и вправду, — как поговаривали, — присвоил их незаконно.

Потом появилось множество пэкураров. Они арендовали речку и разделили ее между собой, вырыли канавы и ямы вдоль берегов и с помощью деревянных плотин собирали мазут, который развозили в бочках по деревням Трансильвании. Занимаясь этим каторжным трудом, они втайне мечтали найти сокровище, как первый пэкурар.

Я стремительно вбежал в класс.

— Что такое, Панаите? Что случилось? — спросил господин учитель, а мальчики с удивлением уставились на меня. Я задыхался, в груди у меня похолодело.

— Пэкурар, господин учитель!.. Он отобрал у меня землю. Сказал, что если поймает еще раз кого-нибудь у Дымбицы, то убьет…

Учитель побелел как полотно и взглянул на пустую корзину, которую я бросил за печку.

— Значит, теперь у нас не будет даже пэкурца, — прошептал он.

Ребята подталкивали меня и наперебой спрашивали:

— Он был один?

— Как ты удрал?

— Он хотел задушить тебя?

— Даже пэкурца… Мы остались без пэкурца… — бормотал господин учитель, глядя куда-то поверх наших голов.

В это время с улицы послышались крики. Кто-то звал на помощь, остервенело лаяли собаки. Мы выбежали. Кричала бабка Аника, за ней гналось несколько пэкураров. Среди них был и тот, который отнял у меня ножик. Господин учитель пошел им навстречу. На улицу высыпал народ. Пэкурары отчаянно ругались и клялись прикончить каждого, кого поймают на берегу Дымбицы. Они и слышать не хотели о каком-либо соглашении или плате и грозили нам дубинками. Наконец они удалились, осыпаемые проклятиями.

Мы вернулись в класс. Господин учитель дрожал сильнее нас и кашлял. Урок, посвященный восстанию моцев, так и остался незаконченным.

— Завтра приходить?

— Приходите… может быть, мне удастся раздобыть немного дров…

Мне казалось, что жители предместья попрятались, как улитки в свои раковины. На улицах — ни души. На фоне свинцового неба чернели пустые пасти дымоходов. Дым валил только из высоких дымоходов нефтеперегонных заводов и из трубы купца Бобочи.

На другой день по дороге в школу я заглянул к Цику, сыну цыгана Данчу, Когда я вошел, он приставал к деду, который держал в высохших руках закопченную скрипку и деревянный футляр.

— Коробку, дедушка! Чтоб не видеть мне счастья, — только коробку! Ты же не играешь на ней… Я истоплю печку, согреюсь и побегу стащить дров… Хоть малость дымку бы понюхать! Ты же не возьмешь ее в могилу?

Старик скорчился в углу на груде тряпок и еще крепче прижимал к себе почерневший футляр. Его изнуренное лицо выражало испуг.

— Все равно я сожгу ее, дедушка! Чтоб мне не видеть счастья, если не сожгу!..

Увидев меня, Цику оставил старика в покое и предложил:

— Пошли в школу. Учитель, наверное, достал дров!

Ключ от класса мы нашли над дверью, куда, уходя, его обычно клал господин учитель. Нас было человек десять. Печка стояла в углу совершенно холодная, но мы все же сгрудились вокруг нее, ожидая учителя. Время от времени мы подходили к окнам и, вытянув губы, дули на обледенелое стекло, словно подернутое белой плесенью, а когда появлялся прозрачный пятак, смотрели на улицу в надежде увидеть учителя. Но видели только сугробы снега в школьном дворе да высокий столб, вдоль которого от земли до самой верхушки буран налепил гребешок из снега.