Михаил Садовяну - Новелла современной Румынии

На следующий день придя в школу, мы увидели, что господин учитель разговаривает в классе с каким-то человеком, а тот вертит в руках фуражку железнодорожника. Человек вскоре ушел, и урок начался. Учитель казался рассеянным. Временами он смеялся вместе с нами, но чаще задумывался и хмурился.

— Много еще от столба осталось, Цику?

— От этого куска десять пядей, сударь. А у стены еще четыре куска лежат…

Через некоторое время учитель снова спросил:

— Сколько еще от столба осталось, Цику?

— Да почти ничего, вот шестой кусок кончается, — огорченно ответил цыганенок.

Вдруг дверь отворилась, и в класс вошли двое. На одном из них было кожаное пальто с меховым воротником, перчатки и шляпа, другой же, крошечного роста, с огромным, как у сборщиков налогов, портфелем, был в летнем пальто.

— Здравствуйте, господа! — строго сказал первый. — Учитель Тудоран Алексе?

— Да, Тудоран! — ответил господин учитель. Цику шепнул мне:

— Это Куреля, богач… тот, что подарил нам школу… Я уже видел его как-то раз.

Но это был не Куреля. Мы поняли это по глазам учителя. Он поднялся со своего места и, побледнев, ждал, словно перед ним стоял строгий инспектор. Нас заинтересовало, зачем они пришли, а главное, у нас появилась надежда, что мы получим дрова. Господин с меховым воротником взглянул поверх наших голов и подошел к печке.

— Кто был вчера в школе, пусть поднимет руку.

Почти все подняли руки.

— Это все, что осталось от «мачты»? — Он указал на кусок дерева, на котором сидел верхом Цику.

— Да! — ответило несколько голосов.

— Запиши, — приказал карлику меховой воротник. — Вы понимаете, что вы совершили, господин учитель?

Нет, это был не инспектор. Меня охватило странное чувство, похожее на то, какое я испытывал, когда подходил к Дымбице.

— Я спрашиваю, вы понимаете, что вы сделали?

— Понимаю, — ответил ему господин учитель.

— Преступление!

— Вы преувеличиваете!.. Я не хотел, чтобы ученики мерзли. Две недели школа была закрыта… Три дня мы топили землей, пропитанной мазутом, которую были вынуждены красть с берегов Дымбицы… Никто о нас не беспокоится. Префектура…

— Оставим это! — холодно отрезал господин с меховым воротником. — Дети могут уйти!

Господин учитель обернулся к нам и ласково сказал:

— Идите, мальчики. Завтра опять приходите. Не забудьте задание по арифметике…

Выйдя, мы спрятались за углом школы и стали ждать. Спустя некоторое время показался господин с меховым воротником, за ним карлик и учитель. Карлик разгреб снег на том месте, где раньше была мачта, и, когда появился пенек, оставшийся от нее, лизнул языком карандаш и что-то записал в книжку. Господин с меховым воротником что-то торопливо говорил. До нас долетали отдельные слова: «Его величество… Оскорбление… Теперь, когда война стучится в дверь… Наша нация… Воспитание!..» Потом он вдруг остановился и сделал знак карлику:

— Опечатывай!

Они заперли дверь школы и повесили на замок пломбу. Затем все трое — меховой воротник впереди, господин учитель посредине и карлик сзади — зашагали по улице. Проходя мимо, учитель внимательно посмотрел на нас. Он кашлял и дрожал от холода. Мы пошли за ним, чувствуя, что его нельзя оставлять. На углу он обернулся и, грустно улыбаясь, сказал:

— Идите по домам, мальчики. Вы совсем продрогли… Ничего, я вернусь… Ну, идите же!

Он говорил уверенно, и мы поняли, что в самом деле должны разойтись по домам. Мы остановились. Сделав несколько шагов, господин учитель снова обернулся и позвал меня:

— Панаите!

В один миг я очутился возле него.

— Передай всем, — шепнул он, — чтобы вышли вечером на линию… Я говорил с железнодорожниками. С вечерних поездов сбросят несколько лопат кокса… Не забудь! Собери немного и для школы.

Замерзший, я вернулся домой. В комнате было холодно. Не раздеваясь, я упал на кровать и долго пролежал. Я начал засыпать. Мне казалось, что расслабляющее тепло обволакивает мою голову, руки, ноги, а когда я вздрагивал и пытался повернуться, в тело будто впивались тысячи иголок. Потом я опять засыпал. Тепло снова разливалось по телу, и я слышал спокойный голос господина учителя, рассказывающего о богатствах нашей земли. Потом мать разбудила меня и, увидев, что я не могу пошевельнуться, испуганно вскрикнула и принялась растирать меня снегом. Я быстро пришел в себя.

Наступили сумерки.

Из всех тридцати домов предместья вышли люди за коксом. С той стороны железной дороги, с берегов Дымбицы, мрачно глядели пэкурары, готовые затеять драку, если кто-нибудь вступит в их владения. Но люди не отходили от линии. Поезда, проносившиеся мимо предместья, замедляли ход, и уголь сыпался черным градом. Мы собрали несколько корзин и для школы.