Антон Леонтьев - Гордость и преступление

— Что ты сказал? — оторопела Вика, а молодой человек, идя вперед, заявил:

— Знаю — ни моему папочке, ни тем более моей бабуле это не понравится, но настало время прокатиться на «Лондонском глазе»!

Больше всего Вика опасалась, что в просторных, похожих на небольшие домики, овальных кабинках, закрытых со всех сторон, их узнают, но до них, как она быстро поняла, никому не было дела. Группка молодых корейцев, непрерывно делая селфи, о чем-то весело щебетала, немецкая мамаша строго выговаривала своей великовозрастной дочке, французские пенсионеры быстро сошлись во мнении, что Лондон, конечно же, «не Париж» , а средних лет русская чета позировала на фоне пейзажа британской столицы, то и дело громогласно заявляя на все лады: «Офигеть!»

Питер, взяв Вику за руку, подвел ее к освободившемуся местечку около окна. А потом привлек к себе и нежно поцеловал.

Вика прошептала, впрочем, не сопротивляясь:

— Но ведь ты хотел показать мне свой Лондон…

— И что, разве я тебя обманул? — ответил Пит, и они снова поцеловались.

— Офигеть!

Впрочем, он сдержал свое обещание, и от «Лондонского глаза» они прогулялись по берегу Темзы, пересекли Вестминстерский мост и оказались около Биг-Бена.

— Знаешь, мама ведь как-то взяла меня и Эдди на прогулку по Лондону. Мне было тогда лет шесть, а Эдди, соответственно, восемь. Причем она нарядила нас девочками , ты это только представь! А сама натянула парик с дредами! Из Кенсингтонского дворца, где мы тогда жили, отсюда недалеко, однако пришлось выбираться конспиративными путями, прямо в духе агентов холодной войны, на автомобиле нашего повара. У нас было от силы минут двадцать, чтобы прогуляться по набережной, и чтобы отвлечь на себя туристов, хороший друг мамы, Элтон Джон, знавший об этой вылазке, специально прибыл тогда к Биг-Бену и созвал импровизированную пресс-конференцию, рассказывая какую-то волшебную чушь. Все журналюги, а также туристы, естественно, сбежались туда, где выступал Элтон, а мы смогли целых сорок минут прогуляться по набережной Темзы! Мы даже купили мороженое, причем оно мне так понравилось, что я настоял, чтобы мама купила мне второе. А вот Эдди, потому что он большой, второе не полагалось. Не думай, что мама нас баловала — отнюдь. И вот когда мы возвращались по Вестминстерскому мосту к автомобилю, то братец Эдди, чтобы мне отомстить, схватил мороженое, которое я поглощал с большим аппетитом, и швырнул его в Темзу. Я, понятное дело, заревел, бросился на него с кулаками, Эдди не остался в долгу, и нас легко могли бы разоблачить, так как стало понятно, что это никакие не девочки, а переодетые мальчики, но тут нас подобрал шофер, который ехал нам навстречу, потому что пресс-конференция Элтона к тому времени закончилась и люд разбредался…

От моста они отправились на Трафальгарскую площадь, а оттуда, совершив крюк, двинулись вниз к Букингемскому дворцу.

— Кстати, посмотри, вот в этом доме жила мама до того, как вышла замуж за отца. Она хоть и была дочкой графа, причем весьма состоятельного и сумевшего сохранить родовое поместье в Уилтшире, однако работала воспитательницей в детском саду. Жила, правда, в центре Лондона, на это ее зарплаты уже тогда бы не хватило, однако, как она мне признавалась незадолго до своей гибели, это было лучшее время ее жизни. До появления на свет Эдди, а потом и меня, конечно…

Постоять около центрального входа Букингемского дворца Питер Вике не дал, потащив ее куда-то вдоль импозантного забора. И, указав на окна, объяснил:

— Это апартаменты бабули. Конечно, не спальня, потому что после того, как еще до моего рождения какой-то псих пролез по лесам во дворец и заявился к бабуле в будуар, полчаса сидел у нее на одеяле, поигрывая ножичком, потому как ее камеристка отлучилась, спальню перенесли в смежную комнату, у которой нет окон.

Когда они оказались около одного из въездов во дворец с торца, Питер пояснил:

— А вот здесь раньше дежурил гвардеец, который был безнадежно влюблен в мою бабулю. Дед был в курсе этого, жутко ревновал, однако ничего поделать не мог. В то время брак бабули и дедули переживал не лучшие времена, и вовсе не из-за измен деда, который, как я думаю, в отличие от своего донжуанского имиджа был всегда бабуле верен, а из-за того, что он не мог смириться с тем, что всю жизнь вынужден играть вторую скрипку и во время официальных выходов на два шага следовать позади венценосной супруги. И бабуля, являвшаяся номинальным шефом полка, к которому был причислен этот гвардеец, наотрез отказывалась перебросить его куда-то в другое место. Кажется, из-за этого пустяка дедуля и бабуля едва не развелись, хотя все дело заключалось, конечно, не во влюбленном гвардейце, а в иных материях…