Антон Леонтьев - Гордость и преступление

А вот ей — сказал.

Через некоторое время они оказались перед большой детской площадкой, на которой, несмотря на поздний час, еще резвилась малышня, а родители и няни, не подозревая, что в нескольких ярдах от них находится принц Джоки, продолжали заниматься тем, чем и занимались до появления неприметной парочки в головных уборах и, несмотря на сумерки, в солнцезащитных очках: переговариваться друг с другом, пересмеиваться, умиляться своим чадам, корить других, болтать по мобильным или просто наслаждаться теплым воздухом вечернего Лондона.

То есть радова ться жизни.

Питер еле заметно указал на мемориальную стелу в современном стиле, на которой Вика разглядела изображение улыбающейся молодой женщины, принцессы Уэльской, «королевы сердец», матери Питера.

Той самой, которая погибла больше двадцати лет назад в автокатастрофе.

— Эту детскую площадку назвали ее именем. Думаю, маме бы пришлось это по вкусу. Понимаешь, она любила детей, поэтому-то и пошла в воспитательницы детсада, хотя мой дед, человек далеко не бедный, был против этого. Уж если дочка надумала работать, то пусть идет в сферу искусства или, на худой конец, в бизнес. Но уж точно не в детский сад! Но мама выбрала именно эту стезю, и вовсе не потому, что на другое у нее не хватило бы мозгов. Просто она всегда добивалась того, что хотела, и реально себя оценивала. Ну, или почти всегда…

Они обогнули детскую площадку имени принцессы Уэльской, и Питер вздохнул:

— Но это все еще не ответ на твой вопрос…

— Ты не должен отвечать на него, если не хочешь, — проговорила Вика, понимая, что идут последние минуты ее пребывания рядом с Питером. А потом — расставание навсегда. — Извини, что сморозила глупость…

Принц, сжав ее руку, сказал:

— Ты не сморозила глупость, а сказала важную вещь, сразу разглядев суть проблемы. В этом ты чем-то похожа на нее, хотя, конечно, очень сильно и отличаешься. Да, я сильно любил ее, порой мне кажется, что даже очень сильно. До такой степени сильно, что все эти эксцессы, которые последовали через несколько лет после ее гибели, когда я начал взрослеть, пьянки, дебоши, девочки в бассейне, наркотики, да, да, наркотики , и даже костюм нациста на вечеринку в Хеллоуин — это все, по общему убеждению, например, моего отца, бабули, брата Эдди и, разумеется, маститого психоаналитика, который копошился в моей душе, ты не поверишь, целых четыре с половиной года , так вот, все это — следствие моей душевной травмы, вызванной трагической смертью мамы. И они, конечно, правы, но то, чего никто не знает: это только часть правды! А ты хочешь узнать всю правду?

Вика, чувствуя, что, несмотря на жаркий вечер, плавно переходивший в теплую ночь, ее знобит, еле слышно произнесла:

— Ты уверен, что я должна знать? Что вообще кто-то должен знать?

Питер, снова сжав ее руку, упорно вел ее прочь от детской площадки, названной в честь его матери.

— Думаю, да. Я никому не говорил, даже психотерапевту, связанному врачебной тайной, потому что сам боялся произнести это. Конечно, смерть мамы, да еще такая внезапная, была огромной трагедией. И для Эдди, и для меня. Однако — и эта мысль тлела во мне подспудно уже давно, понадобились годы, чтобы я смог сформулировать ее, точнее, чтобы я нашел в себе мужество сформулировать ее. Причем сформулировать, чтобы никогда и ни при каких обстоятельствах не произносить. До сегодняшнего дня…

— Питер… Пит… Джон… Джоки… — произнесла растерянно Вика, не зная, как назвать шедшего по дорожке рядом с ней молодого человека, который был готов доверить ей самую страшную тайну своей жизни. — Быть может, не следует…

— Следует! Ты ведь сама сказала о путешествиях в ваших русских поездах: зная, что сойдешь на своей остановке и никогда более не увидишь попутчика, выкладываешь ему самое сокровенное, то, что, не исключено, никому другому никогда бы не сказал.

Да, он прав. Они расстанутся: раз и навсегда. От осознания этого Вике стало так горько и больно, что она собрала всю волю в кулак, чтобы не разрыдаться.

Только не с ейчас и уж точно не здесь.

— Да, мне так не хватало ее все эти годы. И не хватает сейчас. Потому что ее внуки растут без нее. Потому что она нужна Эдди и мне. Потому что…

Его голос сорвался, и только по прошествии нескольких минут, которые были заполнены зловещим шарканьем подошв их обуви о гравий, Питер произнес совершенно обыденным, даже каким-то отстраненным, тусклым голосом: