Джоди Пиколт - Девятнадцать минут [litres]

Надзиратели прибежали оттаскивать Питера от парня, которого он и не касался. Под гул голосов других заключенных, решивших подбодрить товарища по несчастью, Питеру надели наручники и поволокли к начальнику тюрьмы.

Несколько минут Питер, сгорбившись, сидел на стуле, а надзиратель смотрел, как он дышит. Наконец начальник пришел:

– Что это было, Питер?

– Мой день рождения. Я просто хотел побыть один.

Питер вдруг почувствовал своеобразный комизм своего положения: до стрельбы он мечтал о том, чтобы его оставили в покое. Тогда никто не смог бы сказать, что он не вписывается в компанию. Но как оказалось, начальнику он этого, конечно, говорить не собирался, он даже сам себе не слишком-то нравился.

Начальник тюрьмы стал говорить о дисциплинарном взыскании. О том, какие последствия оно возымеет в случае обвинительного приговора, о тех немногих привилегиях, которые будут отняты. Питер намеренно не слушал.

Он думал о том, как рассвирепеют другие заключенные, когда из-за него их лишат телевизора на неделю.

Он думал о том, верит ли Джордан в синдром затравленной жертвы, который сам придумал, и поверит ли кто-нибудь еще.

Он думал о том, почему те, кто видел его в тюрьме, то есть мать и адвокат, никогда не говорят ему правду: что он останется за решеткой навечно и умрет в такой же камере, в какой сидит сейчас.

Он думал о том, что лучше бы ему получить пулю в лоб.

Он думал о том, что ночью в тюрьме ты слышишь, как летучие мыши хлопают крыльями в цементных углах и крики, хотя вроде бы все заключенные не настолько глупы, чтобы кричать.

В субботу, в 9:00, Джордан был в одних пижамных штанах, когда в дверь позвонили.

– Это какая-то шутка? – спросил он, открыв.

Судья Кормье натянула на лицо улыбку:

– Мне очень жаль, что мы вас разбудили и вы встали не с той ноги. Но вы же знаете: когда ваш ребенок беспокоится… вы и сами перестаете понимать, что делаете.

Рядом с судьей стояла, продев руку ей под локоть, ее юная копия. «Так вот, значит, ты какая, Джози Кормье», – подумал Джордан, изучая девочку, дрожавшую как осиновый лист. Каштановые волосы разметались по плечам, голубые глаза избегают встретиться с ним взглядом.

– Джози очень напугана, – сказала судья. – Я подумала, мы, может быть, зайдем на минутку и вы ее успокоите, после того как выслушаете и решите, поможет ли вам то, что она знает, или нет.

– Джордан? Кто там пришел?

Он обернулся: Селена с Сэмом на руках стояла в коридоре. На ней была фланелевая пижама, то есть формально она встречала гостей одетая.

– Судья Кормье хочет, чтобы мы поговорили с Джози о ее показаниях, – произнес Джордан с нажимом, давая жене понять, что у него большие проблемы, ведь все, кроме, может быть, самой девочки, прекрасно понимали: он заявил о своем намерении ее вызвать только для того, чтобы добиться отстранения судьи Кормье.

– Видите ли, – начал Джордан, снова поворачиваясь к Алекс, – в данный момент я не совсем готов решать рабочие вопросы.

– И все-таки вы, наверное, представляете себе, зачем вам нужны показания Джози. В противном случае вы не включили бы ее в список свидетелей.

– Почему бы вам не позвонить моему секретарю и не назначить встречу…

– Нам очень хотелось поговорить с вами сейчас. Прошу вас. Я пришла не как судья, а просто как мать.

Селена вышла вперед.

– Проходите, пожалуйста, – сказала она, свободной рукой обнимая Джози за плечи. – Вы, наверное, Джози, да? А это Сэм.

Джози застенчиво улыбнулась малышу:

– Привет, Сэм.

– Дорогой, почему бы тебе не принести нашим гостям кофе или сока?

Джордан уставился на жену, не понимая, что она задумала.

– Конечно. Пожалуйста, проходите.

Дом, к счастью, выглядел совсем не так, как во время прошлого нежданного визита судьи Кормье. В раковине не было грязной посуды, стол не был завален бумагами, куда-то таинственно исчезли разбросанные игрушки. Что тут Джордан мог сказать? Его жена – фанатик чистоты.

На кухне он выдвинул два стула для Джози и для судьи.

– Какой кофе вы любите? – спросил он.

– Спасибо, ничего не нужно, – ответила Алекс, сжимая под столом руку дочери.

– Мы с Сэмом пойдем в гостиную поиграем, – сказала Селена.

– Зачем? Оставайся! – Джордан устремил на жену умоляющий взгляд, означавший: «Не уходи, а то она меня распотрошит!»

– Нет, мы лучше не будем вас отвлекать.

Джордан тяжело опустился на стул напротив своих посетительниц, хотя стоя ему думалось лучше.

– Что я могу вам сказать? – начал он, собравшись с силами. – Бояться совершенно нечего. Я только хотел задать несколько простых вопросов о вашей дружбе с Питером.