Валерий Верхоглядов - Соло для одного

— Ты не знаешь? — удивилась она. — И в паспорте, и в студенческом билете я Мария. Представляешь? Мария должна быть стройной, с высокой грудью, не худой, а в меру пышной, мягкой. Разве похожа я на Марию?

— Откуда же взялась «Маруся»?

— Это все отец. Он всегда меня так называл. От него и пошло. Сколько себя помню, я всегда была Марусей.

— Какая же ты Маруся? Ты — Машенька. Добрая девочка, веселая героиня русских сказок.

Маруся прижалась ко мне.

— Твои слова да Богу бы в уши. Не буду я Машенькой. Потому что скоро наша сказка кончится. Лучше не привыкай, зови как и прежде Марусей. Хотя, хочешь — верь, хочешь — не верь, но вы с Леной друг другу не подходите.

— Почему?

— Лена любит быть в центре внимания и чтобы всё только вокруг нее крутилось, а от тебя она этого не дождется. Ты сам такой же. Вы — две планеты, каждая на своей орбите.

Разговор становился интересным. Чтобы сделать его еще интереснее, решил немного обострить.

— Иными словами, я — пижон?

— Нет, пижон — это пустышка, а ты любишь блеснуть, произвести впечатление и уйти в тень, потому что, как ни парадоксально, не тщеславен. Это сбивает с толку. И меня поначалу тоже сбивало. Я ведь к тебе давно присматривалась. Тебе нужно было родиться художником. Писал бы всю жизнь картины. Ни под кого не подстраивался. Глядишь, стал бы знаменит.

— После смерти.

— Тебя это волнует?

— В общем-то нет. А какое место в столь стройной картине мироздания ты определила для себя?

Маруся долго молчала, как бы заново приглядываясь к тому, что уже давно знала, наконец, сказала:

— Не догадываешься? Вспомни, как меня зовут в группе.

На втором курсе наши девчонки придумали друг другу необычные прозвища, которые для непосвященных были полной абстракцией, если не сказать глупостью: Крокодил, Неточка, Бусинка… Маруся стала Спутником.

— Так чьим спутником меня дразнят?

В моей глупой голове забрезжила догадка.

— Правильно, — подтвердила Маруся. — И оторваться не могу, и приблизиться не получается. Потому — Спутник.

— Выходит, третий год мои кости моете.

— Астрономический казус. А перспективы туманны. Ты это знаешь не хуже меня.

Наши встречи прекратились так же внезапно, как и начались.

Лена стала о чем-то догадываться.

— Скоро она за тобой следить начнет, — сказала Маруся и предложила взять паузу.

Эта пауза длится по сегодняшний день.

Уже работая в газете, я во время одной из командировок сделал крюк и заехал в глухую карельскую деревню, куда Маруся была направлена после окончания университета. Как встарь, мы проболтали целый вечер.

Она была на шестом месяце.

— Коля сказал, что я уже отдала все долги на ниве просвещения и пора завязывать с этой ссылкой. Скоро переберусь к его родителям.

Она сплела руки на животе. В такой позе степняки высекали своих подслеповатых богинь — каменных баб.

Последний год учебы в университете промелькнул, как падающая звезда — чиркнула по небосклону и нет ее.

Педагогическую практику по просьбе редакции мне заменили на журналистскую. После защиты диплома и сдачи госэкзаменов вместе со всеми выпускниками «мужеского пола» был отправлен на воинские сборы за погонами младшего лейтенанта. Вернулся в город тощий, загорелый, но при звании. Заглянул в «молодежку».

— Какой отпуск? О чем ты говоришь? До конца недели погуляй — и на службу. Долго мы место для тебя держать будем? — сказал редактор. — Сидеть будешь за столом Данилова. Можешь его хоть сейчас обживать.

Через три дня начались мои журналистские будни.

Между работой в штате и за штатом такая же разница, как между профессиональным и любительским спортом. С утра до позднего вечера я пропадал в редакции, а ночью на кухне писал интервью и репортажи, статьи и корреспонденции. После всех мучений появлялось нечто убогое. На мой сегодняшний взгляд, разница заключалась лишь в том, что одни опусы были тоскливо-убогие, а другие оптимистично-убогие, очерки же в ту пору мне совсем не давались.

Год прошел в борениях с самим собой.

Лена устроилась работать экскурсоводом в туристическое бюро. Наши ссоры стали редкими, и я решил, что семейная жизнь наконец-то наладилась. Когда она стала выражать свое недовольство существующим положением вещей, то поначалу даже не придал этому значения, лениво отбрехивался и жил как жилось. Все ее претензии сводились к двум основным пунктам: я уделяю больше времени работе, чем семье («все свалил на меня, даже в магазин не сходишь…») и мало зарабатываю («не умеешь писать, так иди разгружать вагоны. У других мужиков жены, словно сыр в масле катаются» и так далее). Последнее меня задевало, но крыть было нечем.