Леван Хаиндрава - Очарованная даль

— Я все время думаю о вас, — выпалил Гога совсем не то, что собирался сказать.

Слышно было в трубку, как Зоя тихонько и не без удовольствия рассмеялась.

— А почему ты меня на «вы» зовешь, Джорджи?

Гога покраснел от удовольствия, но молчал. Такой разговор, какой он замыслил, не получался: непринужденный, полушутливый, однако с нотками м у ж с к о й заботы и нежности с его стороны. Да он и не знал, что, собственно, нужно говорить женщине н а с л е д у ю щ и й д е н ь. Что говорил бы на его месте опытный мужчина? И тогда, перескакивая через какие-то упорно не приходящие в голову промежуточные фразы, он выпалил:

— Хочу тебя видеть! Давай встретимся… — Он хотел сказать: сегодня вечером, но почему-то не решился и осекся, а Зоя все так же приветливо и даже нежно, однако с какой-то дополнительной интонацией, значение которой Гога пока не улавливал, проворковала:

— Да, надо будет, как-нибудь…

Понимая, что ответ Зои предрешен, Гога по инерции договорил то, что хотел сказать:

— Сегодня встретимся? Давай в «Парамаунт» поедем!

Приглашением в кабаре Гога хотел косвенным образом показать Зое, что ему важно не только э т о, ему нужно ее о б щ е с т в о.

— Сегодня не могу, Джорджи, — ответила Зоя все так же приветливо, но совершенно безапелляционно. — I have a date tonight [34] — У меня сегодня вечером свиданье (англ.) . .

Гогу словно ведром холодной воды обдали: у нее сегодня вечером свидание, и она ему так прямо об этом и говорит. И это после вчерашнего? Что ж, она его совсем за мужчину не считает?.. Гога мгновенно утратил всю уверенность, которую вселил было в него ласковый тон Зои. Но автоматически, уже не веря в успех, он все же сказал:

— Ну тогда завтра?

— И завтра я занята… — Зоя продолжала говорить в прежнем тоне, но теперь Гога улавливал в нем равнодушие. — Позвони мне на следующей неделе, Джорджи.

На следующей неделе? Она с ума сошла! Ведь сегодня только понедельник. Семь дней ждать? Гога был не в силах вымолвить ни слова. Ему казалось, что он выслушал свой приговор. Да, то, что произошло вчера, для него — событие, для Зои же лишь эпизод. Он тут же отринул эту мысль, потому что смысл ее получался оскорбительным для обоих. Как бы то ни было, но Зоя этого не заслужила, она подарила ему такую радость…

Стараясь, чтоб голос его звучал как ни в чем не бывало, Гога сказал суховато:

— Хорошо, я позвоню в понедельник.

— В понедельник рано, Джорджи. — Ах, это «Джорджи»! Как нежно звучит оно в ее устах! — В среду или в четверг позвони. Я постараюсь выкроить вечер для тебя.

Последние слова снова звучали нежной и обещающей музыкой, и Гога немного воспрянул духом.

— Хорошо, в среду, — сказал он, называя более близкий день. — До свиданья.

— Don’t you want to kiss me? — уже совсем райским пением прозвучали новые слова Зои. — Well, I want [35] — Разве ты не хочешь поцеловать меня? Ну, а я хочу (англ.) . , — в трубке послышался характерный звук.

Закончив разговор с Гогой, Зоя потянулась всем телом. Она действительно почти весь день проспала и встала незадолго до телефонного звонка. «Славный мальчик, — думала она. — Конечно, опыта никакого, но это даже интересно: свежесть, непосредственность, темперамент и… неуклюжесть. Так забавно. Но данные есть. Как жаль, что наши мальчики все так плохо устроены…» И не давая себе труда доискиваться причин такого положения, Зоя пошла принимать ванну. Вечером предстояла встреча с человеком, который предлагал ей шестимесячный контракт на выступления в Маниле на очень выгодных условиях. Упустить такую возможность нельзя.

А Гога, поговорив с Зоей, медленно побрел куда глаза глядят. Смешанные чувства владели им. С одной стороны, ему дали ясно понять, что на частые, регулярные встречи рассчитывать не приходится. С другой, ведь Зоя говорила с ним так нежно, так интимно, ведь не померещились же ему последние слова и особенно тон, с которым они были произнесены. Значит, он ей не безразличен. Почему же она не захотела видеть его сегодня? В чем дело?..

«В деньгах!» — вдруг явился неожиданный и грубый ответ, отозвавшийся болезненно, и Гога сразу понял: ответ верный. Черт бы их взял, эти деньги! У одних они есть, у других нет. Почему? Что это за порядок такой? Что я, глупее какого-нибудь иностранца, что ли? Мне еще грех жаловаться, мне из дома присылают, дают возможность учиться. А вот Вовка Абрикосов гимназию окончил с медалью, пишет стихи, прекрасный спортсмен и никак не может устроиться. Даже охранником на пароходе не смог: опоздал. Хотел бы я посмотреть, какие стихи напишет тот, с которым сегодня встретится Зоя. Гога усмехнулся. Сама мысль о том, что кто-нибудь из этих лощеных, высокомерных, разъезжающих на собственных автомобилях иностранцев может не то что написать, прочитать стихотворение, казалась нелепой. Они и мы — два разных мира, никаких точек соприкосновения. Впрочем, есть. Есть такие точки. Вот окончишь университет и, если повезет, найдешь прилично оплачиваемую работу в иностранной фирме… И получишь себе в начальники такого — поверх твоей головы смотрящего типа, который знает в десять раз меньше твоего, а в сто раз больше имеет. Но он знает такое, чего ты не знаешь: как делать деньги! И это определяет все… Тьфу, опять деньги! Неужели это главное в жизни? Действительно, как их зарабатывают? Ну, скажем, у человека контора. Что-то там продают, что-то покупают. Откуда они знают, что надо купить и как продать, чтоб заработать? Ведь все покупают, все продают, и ничего такого не придумаешь, чего бы другие не придумали раньше тебя. Мистика! Вот бы иметь шапку-невидимку, прийти в Аудиториум и забрать так много денег, чтоб на всю жизнь хватило. Хозяев не жалко — они ведь не жалеют тех, кто у них в заведении проигрывает свои кровные. Да, но тогда уж нужно было бы раздать эти деньги тем, кто проиграл. Но как их найдешь, проигравших, да и тебе-то что за корысть тогда? А взять себе, не вернув проигравшим, — это стать на одну доску с хозяевами Аудиториума. Нет, не годится.