Леван Хаиндрава - Очарованная даль

Весь следующий день Гога провел в смятении чувств. Он не в состоянии был ни слушать лекции, ни сидеть в читальне, боялся встречи с тетей Олей, которая с ее проницательностью непременно обо всем догадается. Ни о чем думать не мог он — только о Зое. Какая женщина! Только теперь открылась ему тайна, заглянуть в которую он так давно и страстно жаждал. Он осознавал, что вчера ночью сделал шаг — крупный, необратимый шаг на стезе мужественности, и моментами его охватывало чувство, близкое к ликованию. Ему хотелось, чтоб все узнали о его триумфе, но он понимал, что это невозможно по многим причинам. Вокруг были скучно-корректные студенты-китайцы, с обычной дотошностью конспектирующие все лекции подряд, строгие, безулыбчивые монахи, эти лекции читавшие. Встречать их взгляд Гоге было тягостно. После лекций предстояло остаться в университете еще на два часа — был сбор футбольной команды. Тренировки доставляли Гоге большое удовольствие и не только потому, что бег, прыжки, удары по мячу, даже взаимные толчки давали выход естественным инстинктам молодого здорового организма, но и потому, что льстили самолюбию. Ведь это тренировалась первая (первая!) команда университета, полноправным членом которой он теперь стал. А ведь всего два года назад он с завистью и грустью смотрел на тех счастливчиков, которым выпала честь защищать спортивные цвета университета. Но сегодня даже тренироваться не хотелось и он отпросился у капитана.

Но домой он не пошел. Невозможно было сидеть сейчас среди четырех стен маленькой комнаты, хотелось увидеть Зою сегодня же. Как она его встретит, к а к и м и г л а з а м и посмотрит на него? А сам он — какими глазами встретит ее взгляд? Ну, как-нибудь да будет. Но удобно ли сегодня? А почему бы нет? Теперь уж все удобно. Ведь они теперь — не посторонние люди. При этой мысли у Гоги даже голова закружилась. По уличному телефону он набрал номер Игнатьевых. Трубку сняла Клава, что оказалось неожиданностью. Собственно, этого и надо было ожидать. У Игнатьевых чаще всего трубку берет именно Клава, она вечно перезванивается с подругами и своими мальчиками.

— Хэлло! — сказала Клава и нетерпеливо повторила: — Хэлло!

Гога растерянно молчал. «Как дурак молчал», — добавил он мысленно, злясь на самого себя за недогадливость и ненаходчивость, но говорить было уже поздно, и он дождался, пока Клава положила трубку.

Словно совершив что-то противозаконное, Гога с сильно бьющимся сердцем стоял у аппарата. Позвонить еще? Опять Клава трубку снимет, что ж — снова молчать? Надо подождать немного: отойдет же она когда-нибудь от телефона. А может быть, позвонить и этаким солидным п о ж и л ы м голосом (человека, которому уже лет сорок!) попросить Зою? Да, но тогда надо говорить по-английски, и Клава сразу распознает русский акцент. Ну и что же? Может быть, звонит какой-нибудь Зоин русский знакомый. Но тогда почему же по-английски? Тьфу, совсем запутался! Гога уже взялся было за трубку, но тут же убрал руку. Еще не хватало — подделываться под иностранца! Ну, тогда вызывай по-русски. Так ведь узнает, кто говорит. Ну и пусть узнает, большое дело! Что я, и поговорить по телефону с Зоей не имею права? Имеешь-то имеешь, да ведь… почему в «Холливуд боллрум» вчера ночью не приехали? Где были, что делали? Да, положеньице.

Гога посмотрел на часы: начало шестого. Через полчаса вернется с работы Сергей. Вот уж на него напороться было бы весьма некстати. А Клава еще полбеды. Итак — звонить! Поболтать с Клавой, а потом, как бы невзначай: «А Зоя дома? Можно ее к телефону?»

Гога набрал заветный номер.

— Хэлло! — произнес низкий хрипловатый женский голос: Зоя!

Теперь это оказалось неожиданностью, ведь Гога подготовился к разговору с Клавой. И он снова растерянно молчал.

— Хэлло, — повторила Зоя.

Гога пересилил себя и выдавил несколько слов:

— Зою можно к телефону?

— Это я.

— Зоя, здравствуйте, это Гога говорит, — не решаясь обращаться на «ты» и понимая, что тем самым утрачивает это право до новой т а к о й же встречи, произнес Гога. Он очень волновался в эти мгновения: ну как Зоя возьмет и повесит трубку, возмущенная его навязчивостью? Но Зоя трубки не повесила.

— А, это ты, Джорджи? — ласково и даже и н т и м н о — так, во всяком случае, прозвучали для Гоги ее слова — заговорила она. — А я недавно только встала…

Зоя, конечно, просто констатировала факт, но Гоге почудился в ее словах намек, даже напоминание. И он почувствовал себя так, как если б Зоя была в эту минуту рядом с ним.