— Ну, какая у них военная мощь, пока мы не знаем. Боеспособность вооруженных сил проверяется только в боевой обстановке.
Эту реплику подал Стольников. Говорил он, как всегда, веско, рассудительно и обоснованно.
— Да уж итальянцам хвастаться не приходится, — усмехнулся Родин, глядя по своей манере не на собеседника, а в сторону, как бы предоставляя ему для любования свой действительно безупречный профиль. И добавил с гримасой пренебрежения: — Даже австрияки их били.
Гога при этом вспомнил слова, когда-то слышанные от дяди Миши: «Австрийцев только ленивый не бил». Австрийцы же всегда били итальянцев. Одно Капоретто [13] Селение на северо-востоке Италии. Во время первой мировой войны австро-германские войска разгромили возле этого селения две итальянские армии.
чего стоит. И все же Италия сейчас производила впечатление мощной и сплоченной державы. Муссолини… Сильная личность. Говорят, мало кто может выдержать его тяжелый взгляд, он подавляет человека, подчиняет его своей воле. Вот бы Грузии такого…
Гога слушал разговор коллег и вспоминал кадры кинохроники, частые фотографии в газетах и журналах: бесконечные стройные ряды чернорубашечников, восторженно приветствующих поднятой вверх правой рукой, на манер римских легионеров, своего вождя, стоящего на балконе дворца… А в Германии штурмовики, коричневорубашечники. И там свой вождь — Гитлер. Гога мысленно сопоставил и отдал предпочтение Муссолини: тот тверже, солиднее. Настоящий вождь. А в Гитлере что-то истерическое. Его Гога тоже не раз видел в кинохронике: кричит, заходится, дергается. И отклик вызывает такой же. Хотя и у него достижения большие: нищую, побежденную, задыхавшуюся в экономическом кризисе страну выводит в первые ряды, восстанавливает величие. Воссоздает армию, реоккупировал Рейнскую область, добился проведения плебисцита в Сааре [14] Земля, в 1919 г. переданная в управление комиссии Лиги Наций. После плебисцита 1935 г. отошла к Германии.
. Справедливо. Почему все имеют право держать большие армии, а Германия не имеет? А Рейнская область — это же германская земля. О Сааре Гога знал мало. Что ж, подождем плебисцита, посмотрим, за кого там люди выскажутся.
У Гоги никогда не было ни одного знакомого немца, и он сам не знал, любит он немцев или нет, но доблесть германского солдата ему импонировала. Германская армия — лучшая в мире. В мировую войну, фактически в одиночку (австрийцы — что за союзники?), Германия дралась со всем миром и била всех. Результат войны — несправедлив. Их задушили экономической блокадой и теперь национал-социалисты возрождают Германию.
Гога вспомнил, как три года назад, когда Гитлер еще не пришел к власти, он видел кинохронику: митинги, толпы отчаявшихся, жаждущих какой-то надежды людей, демонстрации, молодые национал-социалисты, разъезжающие на грузовиках и разбрасывающие листовки, вздымающие транспаранты с лозунгами: «Германия — проснись!», «Германия не проиграла войну — ее предали!», «Выше голову, немцы, — вы великая нация!» Уважая германский народ, питая к нему добрые чувства, невозможно было не сочувствовать им.
А вот Италии, пусть Муссолини и выдающийся государственный деятель, сочувствовать невозможно. Они хотят захватить Абиссинию, маленький, храбрый народ, уже однажды героически отстоявший свою независимость от тех же итальянцев.
Гога оторвался от своих мыслей и прислушался к разговору. Говорил снова Скоблин:
— Им нужны колонии. Почему у Англии и Франции есть колонии, а у Италии не должно быть?
— Но у них же есть Ливия, — возразил Варенцов. У него не было определенной позиции по этому вопросу, но чувство справедливости заставило подать такую реплику.
— Италии этого недостаточно. Муссолини хочет возродить Римскую империю…
— Ну уж, тоже мне римляне! — сдержанно усмехнулся Родин, опять смотря куда-то в сторону. Его русая густая шевелюра, открывавшая выпуклый лоб, волнисто колыхалась от легкого ветерка.
— Я говорю совершенно серьезно. Вот возьми здесь в библиотеке «Revue des deux mondes» [15] Название французского журнала.
за ноябрь прошлого года. Там один итальянский профессор очень обстоятельно доказывает, что современная фашистская Италия — естественная преемница традиций и государственности Рима.
— Позволь, — Родин наконец удостоил собеседника взглядом, повернувшись к нему лицом, — да ведь это журнал французский, весьма прохладно относящийся к итальянским фашистам.
Читать дальше