— Во-во, так и мне сказали — Рейс-Корс. А потом дальше все по той же улице и до самой реки дошел. Но только там улица уже как-то иначе называется.
— Ну да. Нанкин род. А в универсальные магазины заходил? Сен-Сир, Винг-Он? — спрашивал Гога ревниво. Ему было досадно, что не пришлось показать новичку интересные места. Это старожилу всегда приятно делать.
— Нет.
— Как же ты? Надо обязательно побывать. Таких ты еще не видел, целые города.
— Успею еще, — сказал Валентин твердо. — Мне скорее устраиваться надо. У меня денег — сто долларов, китайских, конечно. Ведь матери тоже надо было оставить.
«А что же сестра?» — хотелось спросить Гоге, но он удержался. Валентин многого недоговаривал, и становилось понятно, что умолчания эти так или иначе связаны с Женей. Гога почувствовал, что больше не обижается на приятеля. Видимо, есть у них в семье такие обстоятельства, о которых Валентину говорить неприятно. Поэтому Гога заговорил на более насущную тему:
— Ну, ста долларов тебе на пару месяцев хватит. Конечно, в обрез, но хватит.
— Нужно, чтоб хватило, — озабоченно ответил Валентин и вдруг, в давно знакомой Гоге манере, упрямо тряхнул головой, отчего упавший было ему на лоб клок волос лег на место, и добавил, уже почти весело: — Ну да, устроюсь я за два месяца!
Гога в этом уверен не был, но спорить не стал.
А основания для оптимизма у Валентина были. Дело в том, что на Баблинг Велл род он искал Дальскую, теперь миссис Парнелл, которой написала из Тянцзина Женя, прося помочь брату устроиться. Муж Дальской — Джереми С. Парнелл состоятельный бизнесмен, давно живущий в Китае, имел обширные связи в деловых кругах. Человек это был уже немолодой, добродушный, не дурак выпить, а главное, без памяти влюбленный в свою жену, влюбленный настолько, что закрывал глаза на такие ее проделки, которые другой бы не потерпел. Но он был на двадцать пять лет старше жены и, как со смехом однажды выразился Гришка Полонский, «предпочитал иметь 50 % в хорошем деле, чем 100 % в плохом».
Валентин, никогда не принимавший материальной помощи от сестры и не разрешавший матери делать это, даже когда им бывало очень туго, не счел возможным обижать сестру отказом от такого рода содействия, тем более что шло оно косвенно, через Дальскую, а не через личных знакомых Жени. Да и выхода иного не виделось: Валентин был гораздо практичнее Гоги, лучше его знал жизнь и прекрасно понимал, что сам, без помощи и авторитетной протекции прилично устроиться не сможет.
Валентин с утра уходил в город, не объясняя, куда именно идет, Гога шел завтракать к Журавлевым, потом слушал лекции в университете, играл в футбол; он теперь был основным вратарем команды «Аврора». Вечерами Гога много занимался в читальном зале университета, экзамены неумолимо приближались. Вот так и получилось, что, живя в одной комнате, друзья встречались только поздно вечером.
Однажды, когда подходил уже час закрытия читального зала, Гога заметил сидевшего наискосок Вэй Лихуана, того самого студента-медика, с которым познакомился и разговорился во время ночного дежурства в госпитале. Они два-три раза встречались на территории университета, но только здоровались. Теперь же обоих потянуло друг к другу.
— Вы скоро заканчиваете? — шепотом, как только и разрешалось разговаривать в читальном зале, спросил Вэй.
Гога улыбнулся в знак приветствия, развел руками и показал на часы: и рад бы, мол, еще посидеть, да сами видите — четверть часа до закрытия зала. Вэй тоже улыбнулся и спросил:
— Вы один возвращаетесь?
— Да.
— По Рю Массне?
— Да.
— Тогда я вас подожду. Не возражаете?
— С удовольствием!
— Вы не торопитесь, — сказал Вэй Лихуан, видя, что Гога начал складывать книги и тетради. — Я вас дождусь там.
Когда Гога вышел в тускло освещенный вестибюль, в котором еженедельно вывешивались отметки, полученные студентами на зачетах, Вэй был не один, а, к удивлению Гоги, с его товарищем по футбольной команде Чжан Тайбином — высоким, красивым южанином, всегда одетым в европейский костюм и хорошо говорившим не только по-французски, но и по-английски. Гога не знал, на каком факультете учится Чжан. В команду тот пришел лишь в этом сезоне, а до того играл в «Тун-Хва» — лучшей китайской команде города. Своим приходом он заметно усилил нападение «Авроры». Все члены команды безоговорочно признавали его лучшим игроком, «звездой», но Чжан держался скромно, со всеми приветливо, хотя среди футболистов у него близких друзей, как заметил Гога, не было. Гога отнес это за счет того, что Чжан старше всех в команде и, вероятно, сохраняет дружеские отношения с игроками «Тун-Хва». Это было немного досадно, но обиды не вызывало. Гога и сам с восхищением думал о знаменитых футболистах, каждый выход которых на поле встречался бурными приветствиями толпы.
Читать дальше