Мэгги заморгала:
– Правда?
– Мне кажется, тебе это может быть интересно.
Она ощутила пульсацию в шее, в запястьях.
– Расскажи.
Артур почесал голову.
– В молодости, – начал он, – я хотел одного: быть хорошим человеком. Знаешь, даже забавно, ты ведь это унаследовала. У нас много общего, хотя ты пока думаешь иначе. Увы, с возрастом эмпатия дается все сложнее. Нужная мышца атрофируется. Ты поймешь, когда заведешь семью. Начинаешь думать только о себе, о своей ячейке, и вскоре забываешь, как это – думать о других. Но в юности я мечтал сделать что-то хорошее. Оставить след. Таким я был человеком. Мы с твоей мамой уже встречались, но еще не поженились. Я работал в инженерной фирме и придумал такой… э-э… строительный материал, который оказался никому не нужен в Штатах. – Артур опустил солнцезащитный козырек. – Я много читал о Зимбабве. У одного моего коллеги осталась там семья – родители. И я подумал: «Вот куда надо ехать. Вот где пригодится моя помощь!» Видишь ли, я хотел найти применение своему материалу. Он был дешев в производстве, а строить в сельской местности там гораздо проще: не нужны контракты, патенты, разрешения. Строй себе, сколько влезет. Вот я и строил. Общественные туалеты. Да, престижа в этом немного, зато дело действительно нужное, а работы я не боялся. Санитария. Если подумать, это ведь краеугольный камень любой цивилизации. Я получил грант. Может быть, ты видела мое предложение? Оно есть в библиотеке африканистики – небольшая книжка в твердом переплете. Раньше у нас и дома было несколько экземпляров, но все они сгорели в пожаре. – Артур помотал головой. – Словом, я пробыл там почти год. Строил недорогие, прочные, гигиеничные туалеты. Таков был замысел. Опыт оказался бесценный: у меня буквально открылись глаза. Никогда в жизни я не чувствовал такого душевного подъема, жизнь наконец обрела цель и смысл! Рос я, как ты знаешь, в бедной семье. Отец много работал и без конца пил – нет, кулаки не распускал, но и образцовым родителем его назвать было нельзя. Мы едва сводили концы с концами. По этому поводу у меня была затаенная обида на родителей, даже в университете – особенно в университете! Я это к чему? Мне казалось, я знаю, что такое нищета, но на самом деле до поездки в Зимбабве я и понятия не имел. И с тех пор мне кажется странным, как люди могут разбрасываться деньгами, зная, в каких условиях живут другие. Даже если они не видели, они же знают, все знают! Тем более теперь, в эпоху интернета. А я это видел собственными глазами и забыть уже не могу. Такой опыт полностью меняет человека. Все то время, пока я там был, я думал о тебе. То есть ты еще не родилась, конечно, но я думал о своих будущих детях. Как бы мне хотелось, чтобы они брали пример с меня. Гордились бы мной. Чтобы они выросли хорошими людьми. И сам я тоже хотел творить добрые дела. Я не приемлю лицемерия. Мы с тобой не такие уж и разные, Мэгги…
Пока Артур говорил, она ждала, когда же история примет неожиданный поворот. Когда все пойдет наперекосяк. Но вот отец уже остановил машину и выжидающе смотрел на нее – мол, я закончил, скажи что-нибудь.
– Что там за мальчик, – выдавила Мэгги.
– Не понял?
– Тот мальчик на фотографиях. Кто он.
Артур важно кивнул:
– Ах да. Рядом с нашей станцией жила семья, и у них был сын. Он к нам иногда заглядывал. Понимать друг друга мы не понимали, но это не мешало нам славно проводить время вместе. Хороший был мальчонка: просто приходил и смотрел, как я работаю. Мы с ним подружились, можно сказать. А те фотографии сделал мой коллега. На старый пленочный фотоаппарат. Недавно я их оцифровал и распечатал. Мне кажется, они немного оживляют дом, а ты как думаешь?
Немного оживляют дом .
Мэгги затрясло.
– Нет.
Артур вырубил двигатель:
– В смысле?
– Нет. Ты ошибаешься. Они не оживляют дом. По-моему, все ровно наоборот.
– Что ты такое говоришь?
– Я все знаю. Знаю, что там случилось.
Артур напрягся:
– Поясни.
– Я знаю про мух, пап! И про сонную болезнь!
Ее слова повисли в воздухе. Артур откашлялся:
– Итан тоже знает?
– Нет. Но должен бы. Не понимаю, как ты с этим живешь! Серьезно. Столько бед натворил… Наслал чуму на целую деревню – пусть и ненарочно, – а потом просто взял и уехал. Безнаказанно…
– Безнаказанно? – перебил он. – Безнаказанно?! А тебе не приходило в голову, что с тех пор я сам себя казню – каждый божий день?
– Это не одно и то же!
– Знаю, что не одно и то же! Знаю, черт подери! Я ждал кары всю жизнь! Каждое утро я просыпался и прислушивался… – Он хлопнул в ладоши. – Но нет! Ничего не менялось! Я по-прежнему чувствовал себя последним гадом! Но вот что я тебе скажу, дорогая моя. Когда день расплаты наконец настанет, приговор выносить будешь не ты. Можешь что угодно обо мне думать, таить на меня любые обиды, но ради бога – не суди меня за это! Ты просто не имеешь права. Тебя там не было.
Читать дальше