Эндрю Ридкер - Альтруисты [litres]

Ей навстречу вышла женщина с толстым пучком седеющих волос.

– Хотите заказать платье?

Франсин кивнула.

– А где остальные?

– Остальные?..

– Ну да. Мать, сестра, подруга или с кем там обычно невесты приходят.

– А-а! – Франсин похлопала себя по карманам, словно там мог кто-нибудь заваляться. – Нет, я одна.

Женщина вскинула брови:

– Одна?! Что ж. Ладно. Давайте начнем.

Франсин остановилась на скромном, но модном платье с пышными рукавами в стиле принцессы Дианы, которые собирались складками на локтях, с длинным, пристегивающимся сзади шлейфом и глубоким декольте, которое она попросила оторочить широкой кружевной тесьмой, дабы не шокировать среднезападную публику. Корсаж решили расшить мелким жемчугом, а глубокий вырез на спине прикрыть длинной фатой. Франсин пришлось дважды приезжать на примерки, чтобы платье село в точности так, как надо.

– Вам завернуть? Или прямо в нем пойдете? – хихикнула портниха.

– Нет, спасибо, – ответила Франсин. – Отправьте его, пожалуйста, в Дейтон. Дейтон, штат Огайо.

Репетицию ужина решили не проводить. Потом, вспоминая свою свадьбу, Франсин иногда думала, что тут они допустили ошибку. Но разве можно отрепетировать катастрофу, навести лоск на хаос? Кроме того, им стоило больших усилий уговорить маму Артура приехать на Средний Запад. И она бы точно не стала кормить за свой счет бесчисленных Кляйнов и единичных Альтеров.

Вероятно, это было даже к лучшему. Хлопот и так хватало. Платье благополучно прибыло в Дейтон, но оказалось, что к нему нет шелковой нижней сорочки. Когда Франсин позвонила в ателье пожаловаться, портниха буркнула: «Ну и истерички эти невесты». Пришлось срочно мчаться в универмаг «Элдер и Бирмен», чтобы успеть до закрытия, и покупать там сорочку.

Вечером накануне церемонии миссис Кляйн подошла к дочери и спросила:

– Как ты относишься к лимузинам? – Ее напомаженные губы расплылись в клоунской улыбке.

– В смысле?

– Вы с Артуром могли бы доехать из синагоги в гостиницу на лимузине.

– Что? Ни в коем случае.

– Я думала, это было бы приятно.

– А я думала, у нас нет денег на рис.

– Хочу сделать вам такой подарок на свадьбу. Лимузин!

– Не надо.

– Да почему же?!

– Если бы ты хоть чуть-чуть меня знала, то давно бы заметила, что я не люблю быть в центре внимания. Лимузин – это не про меня. Совсем.

– Хорошо, – прошипела миссис Кляйн. – Будь по-твоему! И удачи завтра.

С этими словами она оставила Франсин одну – в комнате ее детства.

Несколько минут спустя в дверь постучалась Бекс:

– Все нормально?

Франсин высморкалась:

– Успокой меня, скажи, что я поступаю правильно.

– Правильно?

– Я выбрала правильного мужа?

Бекс скрестила руки на груди и, поджав губы, кивнула. Ее недавно эффектно бросил знаменитый и очень богатый галерист (и по совместительству – эротоман), в которого она до сих пор была влюблена.

– По-моему, «правильных» людей не бывает.

Франсин всхлипнула.

– Ну ладно, ладно! Да. Ты все делаешь правильно. Артур – умный, так ведь? Ему должно хватить ума, чтобы хорошо с тобой обращаться.

Они поженились воскресным мартовским утром. После подписания ктубы все собрались в святилище. Ровно в 10:31, когда минутная стрелка часов начала оптимистичный подъем, мама Артура проковыляла по центральному проходу и заняла свое место. За ней последовал Артур. Он взошел на виму, нервно вонзая ноготь в бедро. Миссис Кляйн с гордо поднятым подбородком прошествовала мимо многочисленных гостей, собравшихся здесь лишь благодаря знакомству с нею. Бекс и Рик Питш, бывший сосед Артура по общежитию, замыкали процессию.

Наконец пришел черед Франсин. На ней было жемчужное колье и жемчужные серьги с крошечными бриллиантами. Ее вел под руку дядя Рон, мамин брат, вот только его присутствия она почти не заметила и потом, спустя годы, рассказывала, что шла под венец одна.

Рядом с Артуром ее ждал рабби Каплан, битва за которого состоялась за несколько месяцев до церемонии. Вообще-то, Каплан не вел церемоний и не читал проповедей, он был религиозным директором синагоги «Бет-Авраам». Много лет назад именно он помогал ей выучить отрывок из Торы на бат-мицву. Дома у него всегда пахло теплым хлебом, а жена Каплана после каждого занятия угощала ее чаем и мандельбротом. Рабби беседовал с ней исключительно добрым и чистым голосом, как будто не знал ни единого слова порицания – и даже не догадывался, что голос можно использовать для дурных целей. При этом он не был наивен, нет. Каплан знал и глубоко понимал жизнь. Его сын Лен страдал церебральным параличом и большую часть времени проводил на больничной койке, стоявшей в небольшой комнате рядом с кухней. Умственно и психически Лен был совершенно здоров, но его тело напоминало тонкую и кривую ветвь засохшего дерева. В конце урока Каплан всегда говорил: «Ты сегодня прекрасно поработала! Хочешь заглянуть к Лену? Он тебя очень ждал!» И так с первого дня: «Лену не терпится с тобой познакомиться». Франсин чувствовала свою значимость: все-таки она помогала больному ребенку, хоть немного скрашивала его дни. А лицо у Каплана было сама искренность. Франсин проходила через кухню в комнату Лена, где он лежал на белой койке с коричневым изголовьем и изножьем. При виде Франсин он улыбался во весь рот и мотал головой вверх-вниз, раскинув руки и выгнув шею. «Он очень рад тебя видеть», – переводил рабби Каплан. В его доме Франсин была не пустым местом.