Эндрю Ридкер - Альтруисты [litres]

Впрочем, Артур и сам мог бы стать таким хищником, да не вышло: сердце его отца взорвалось аккурат накануне сорок девятого дня рождения.

Бена Альтера сгубило не пьянство, однако алкоголь, безусловно, подтолкнул его к могиле. И еще – патологические неудачи. У него это было генетическое. Гомозиготный генотип неудачника. Бен Альтер вел нищенское существование в чужих ротовых полостях. Артур не мог даже представить, каково это – ежедневно окунаться в жаркие зубастые пасти пациентов, выскабливать гниль, ставить коронки. Унизительный труд. Унизительный, но хотя бы (в теории) прибыльный. Никому не нравится быть стоматологом. А вот деньги любят все. Но Бенджамен Гурион Альтер не умел даже зарабатывать. У его семьи были проблемы, проблемы с деньгами, и Артур ничуть не сомневался, что они тоже сделали свое дело.

Долгие годы он боялся смерти вообще и отцовской смерти в частности. Почему-то ему казалось, что он умрет точно так же. Резкая боль в груди. Внезапный укол. Бах! – и ты сбит с ног какой-нибудь врожденной миопатией, лопнувшей аневризмой или оторвавшейся атеросклеротической бляшкой. Артуру исполнилось сорок шесть, потом сорок семь, сорок восемь лет… но однажды, очнувшись от тревожных снов утром своего сорокадевятилетия, он понял, что не изменился и не умер . Артур получил дар. Еще несколько лет жизни. И вместе с тем проклятие – ведь он совершенно не представлял, что с этой жизнью делать. Он никогда не боялся конечности бытия, исчезновения сознания, вечного Ничто. Нет, больше всего на свете Артура страшила вероятность внезапной кончины, после которой у него останутся незаконченные дела. Именно так умер отец. Смерть как эхо жизненных неудач. Смерть, за которой следует бюрократическая волокита и неразбериха.

Смерть должника.

Толпа на тротуаре разошлась, и Артур увидел свою дочь. Она стояла рядом с братом и хмурилась: армейская куртка, рассыпавшиеся по плечам ржаво-медные кудряшки. Она была очень похожа на мать, только без женственных объемов. Ее словно выточили из камня. Сам факт, что его воинственная дочь-святоша соизволила приехать в Сент-Луис, вселял в Артура надежду. Конечно, уговорить ее будет непросто, но она все-таки приехала – а значит, шанс есть.

– Власти пристально следят за развитием ситуации…

Он вырубил радио, посигналил.

Итан махнул рукой. Артур помахал в ответ. Пока его дети шли к машине, он открыл дверь, спрятался за нее и сплюнул на асфальт – излил остатки яда.

– Дети! – воскликнул он, поднимаясь им навстречу.

Итан раскинул руки и шагнул к нему. Артур нехотя обнял сына (и заодно надышался его одеколоном). Ему всегда казалось это странным – сжимать в объятьях взрослого мужчину.

– Рад тебя видеть, пап.

– И я рад, сынок.

Дочь закинула в багажник свой здоровенный баул. Если Итан был горшечным растением, то Мэгги – скорее одуванчиком, коварным сорняком, который способен в считаные дни занять весь сад и пробиться из-под земли в самом неподходящем месте. Хлопот от него не оберешься, да, но такой задор и упорство достойны восхищения.

– Мэгги, – сказал Артур.

– Пересел на мамину машину, смотрю.

– Добро пожаловать домой!

Она что-то пробормотала и скользнула на заднее сиденье машины.

«Значит, до сих пор пытается меня наказать, – подумал Артур. – Что ж, понимаю. Буду иметь в виду».

Он сел за руль.

– Ну, признавайтесь, – сказал он, с ревом заводя двигатель «сперо», – кто хочет есть?

Артурово увлечение «Пиггис смоукхаус», барбекю-рестораном в Мидтауне, могло своей религиозностью посоперничать с любой проверенной временем кулинарной традицией, которая только приходила на ум. Тарелка для Седера. Католическая гостия. Артур всегда представлял, что начнет возвращать детей в свою жизнь именно в «Пиггис». Они будут сидеть втроем за столиком и смеяться огненно-острым, пикантным смехом, а на их языках будет пылать соус барбекю.

В «Пиггис» действительно знали толк в барбекю – то есть здесь готовили мясо так, как это принято в Мемфисе, а не в Сент-Луисе, где опускают натирание мяса особой смесью специй под названием «драй раб» и медленное копчение (ради которых все, вообще-то, и затевается). Ресторан стал святилищем Артура, его убежищем и приютом за пределами университетских стен, каким на кампусе была библиотека африканистики. (Франсин, единственная в семье, кто вел полуортодоксальный образ жизни, из-за своего консервативного воспитания упустила шанс полюбить свинину. Она ненавидела запах этого мяса и ни разу не ступила на порог «Пиггис». Артур придерживался иных воззрений. Он был иудеем лишь по темпераменту и считал бы себя агностиком, если б не один непреложный факт: он вышел из утробы иудейки.) «Пиггис» открылся в 1996-м, сразу после переезда Альтеров в Сент-Луис. Город плотоядно заключил ресторан в свои объятья; внутреннее его убранство обладало таким винтажным обаянием, что Артур долгие годы считал, будто заведение открылось десятки лет назад. Когда ему наконец объяснили, что это не так, он начал воспринимать «Пиггис» и траекторию его развития – открытие второго и третьего ресторана, постепенное появление в меню наборов-ассорти и фрито-паев – как зеркальное отражение истории собственной семьи. Переезд в Сент-Луис, воспитание детей. Их учеба в университете и взросление. Артур надеялся, что в «Пиггис» они вспомнят славные вечера под деревянными балками; что мясо, кукуруза и коул-слоу в плетеных корзинках, простеленных вощеной бумагой, оживят в их памяти детскую неисчерпаемую веру в будущее, семейное тепло, беззащитность юности.