Эндрю Ридкер - Альтруисты [litres]

Увы, когда они вошли в простенький зал закусочной, стены которой были увешаны всевозможной фирменной атрибутикой «Пиггис», Артур получил вовсе не ту реакцию, на которую рассчитывал. Мэгги фыркнула сквозь зубы – словно сжатый воздух с шипением прошел сквозь клапаны пневмотормоза.

– «Пиггис»? Серьезно?

– А что не так?

Мэгги вскинула брови:

– Ты шутишь?

– Ничего не понимаю. Пойдемте займем столик.

Сын сел рядом с Артуром, дочь – напротив. Над столиком висела пустая пластиковая свинья-копилка. Она лениво вертелась вокруг своей оси: бечевка то закручивалась, то раскручивалась в потоках воздуха от потолочного вентилятора.

Итан отважился позвать официанта: выгнул шею и изящно протянул руку в сторону – словно Адам на потолке Сикстинской капеллы. Артур моментально обратил внимание на томность, изнеженность этого жеста и принялся теоретизировать. Вероятно, подобные штучки имеют биологическую основу: некое звено ДНК объединяет Итана с гомосексуалистами всего мира.

Он опомнился:

– Как долетели?

– Итан пересел в бизнес-класс, – ответила Мэгги, обращаясь к потолочному вентилятору.

– Вы сидели не вместе?

– Это было бесплатно. – Итан покраснел. – Авиакомпания предложила. У меня накопились мили с тех пор, как я… В общем, это такой бонус для тех, что часто летает по работе. Мне полагается…

– «Мне полагается». Хорошо сказано, – буркнула Мэгги.

– Пожалуйста, не надо, – протянул Артур, – будь умницей.

«Будь умницей» – то был его фирменный наказ, имевший множество смысловых оттенков, как то: «успокойся», «сядь ровно», «заткнись». Если Моисею потребовалось десять заповедей, чтобы вразумлять людей, то Артур Альтер обошелся одной. Единственное правило, всеобъемлющее и непостижимое. Оно не просто призывало человека быть умным, оно вынуждало гадать, что значит «умный» – и какая провинность лишает тебя сего звания.

– У вас тут буря была? – спросил Итан. – Смотрю, аэропорт раскурочило.

– Угу, буря. Да какая!

– М-м.

– Торнадо.

– Ого.

– Да.

– …Ага.

Тут к ним подоспел официант. Артур с облегчением сделал заказ: ребрышки с картофельным салатом и зеленые бобы на гриле.

– Мне то же самое, – кивнул Итан.

Мэгги попросила стакан воды.

– Мы уже делаем заказ.

– Я в курсе. – Она взглянула на официанта. – Воды, пожалуйста.

– Не хочешь есть? – спросил Артур. – Ты ужасно худая. Как палка.

– Пап!.. – осадил его Итан.

Мэгги покраснела:

– Я вегетарианка.

Официант удалился.

Артур приложил все силы, чтобы не скривить лицо:

– С каких это пор?

– С девятого класса.

Десять лет назад кафе «Пиггис» сыграло решающую роль в ее отказе от мяса. Ребенком она вынуждена была посещать это заведение вместе с Артуром: тот подолгу вещал о превратностях супружеской жизни и всячески давил на жалость, пока официант наконец не уносил его разоренную корзинку. Однажды, вернувшись из «Пиггис» – отец в тот вечер особенно бурно выражал недовольство женой, – Мэгги увидела, что у мамы перевязан палец. «Что случилось?» – спросила она. «А-а, ерунда. Прищемила», – ответила Франсин. Но Мэгги решила – и с тех пор в этом не сомневалась, – что именно злые слова Артура каким-то образом стали причиной маминой травмы. Что посредством некой метафизической силы (Мэгги ведь было десять, и весь мир представлялся ей неразберихой таких сил: как летают самолеты? почему теннисные мячики в какой-то момент перестают катиться?) яростные обвинения отца причинили маме физический вред.

Малодушная жестокость с тех пор ассоциировалась у Мэгги с запахом мяса. От него ей становилось физически плохо. Познакомившись с первым в своей жизни вегетарианцем – девушкой, создававшей костюмы для школьной постановки «Богемы» (из которой топорно вырезали все упоминания ВИЧ), – она поняла, что существует идеологическая защита от потребления мяса, а значит, у нее есть уважительная причина не встречаться больше с отцом. Вскоре она сообщила Артуру, что не станет ходить в «Пиггис». Конечно, он давно об этом забыл – что служило очередным примером того, как он умудрялся портить ей жизнь, паря при этом где-то в вышине и ничего не замечая.

– Разумеется, у тебя вылетело из головы, – сказала Мэгги.

– Что? Твое вегетарианство? Я думал, это подростковое и ты давно перебесилась.

– «Перебесилась»?!

Тут Артур понял, что ступил на минное поле. Дочь вернулась в свое подростковое «я»: стала дрянной, беспощадной, задиристой девчонкой.