Константин Гирлин - Собрание сочинений. Том I

Но вот схоронили Костеньку, совсем кроху-ребеночка, излили последние силы на могилке, крест приладили, и будто между ними самими встал этот кладбищенский крест. Доселе Иван Сергеевич говорил очень нежно, таяли слова на языке: «Воскресшая моя любовь», то есть Анастасия с древнегреческого — «возвращенная к жизни». Какая женушка красивая, красна душа, в приливах сильного счастья! Отныне зарекся он не молвить про воскресение — вспоминалось-болело; робея, говорил он устало, с добринкой: «Тоска-то ты моя».

Нашла такая жизнь горевая, охватила тучами-грозами. Песня дней пропета… и только громы, громы…

Иван Сергеевич смотрел на книгу, и понимал смутно, чем-то недосягаемым для него, но хранимым в поворотах души: эта книга изменит всю его жизнь, острожную и нерадостную, — обдаст потоком света, омоет. Книга называлась «Откровения Адама, человека», имя автора было ему отчего-то знакомо, только он еще не мог припомнить — отчего.

Он пролистал несколько страниц — бьется каждая строчка; сердце-глаза защипали, зацепились за главу, она называлась «Утешение».

Вот как она начиналась:

«Никому не дано знать, есть ли смерть зло или она есть добро. Тем не менее люди боятся ее, потому что уверены, что смерть есть зло.

В уничтожении телесной силы есть освобождение силы духовной, открытие божественной природы души: через боль в душе можно почувствовать, что она есть.

Вы, потерявшие чад своих, возрадуйтесь и возликуйте, ибо они воскресли, и благостью Всевышнего от страдания земного во имя рая вечного освободилась еще одна душа.

Не плачьте, но любите мыслями и сердцем своим сей миг: вашим детям хорошо там. Веруйте!

Припадите ко мне слезами, и я вас утешу…»

Прочитал он вступительные строки и представил так ясно, точно это на самом деле: вот идут они с Настей, воскресшей Любовь, по полю, в цветах, в контрасте желтого и синего, в солнце, в райском таком солнце. И с неба, до неземного чистого, сходит маленький ангел, в пепельных одеждах, будто бы сыночек Костенька, только в сверкании, в ореоле святого; и слышат они приятный и зовущий тихий голос, как бы нутром ловят его послание, ухом-душою, и говорит эта Душа: [И не разлучились они и в смерти своей].

Последовали они за ангелом, а тот бессловесно повел их за собой; и вышли они к лесу, дремучему, темному, тайно-зловещему, а сквозь него крохотная белая точка бьет, свет во тьме. Не дрогнули супруги, потому что пребывал с ними ангел-защитник, и вошли в лес, не боясь ничего.

Иван Сергеевич подошел к кассе. Он прятал глаза. Он протянул книгу.

— Подарочную упаковку? — спросили его.

— Нет. Это для меня, — ответил он.

Оказавшись на улице, он почувствовал счастье. Давно это было… — счастье.

Давно — словно и не было.

Ох, сердце, — ну, для чего ты так?.. Апрельский свет, возрождение-обновление, и светлые дни: непередаваемая атмосфера радости и ликования, когда люди здороваются друг с другом на улице, говорят о великом чуде: «Христос Воскресе!» — христосуются, троекратно целуя друг друга в щеки. Эти люди получили надежду на спасение, потому что Христос воскрес, потому что Пасха — значит «переход», и каждый человек думает об этом переходе из «немощи человеческой». В храм пойдут и обязательно что-нибудь новое увидят, преображенное новое. Звонят-поют колокола, разбивают зиму, призывая к весне: возвещают о победе жизни над смертью. «…Сошел Он телесно, воскрес же, потому что в теле был Бог».

Пой, сердце, пой с радости неизъяснимой!

Чистый четверг — и дома чисто-празднично. На столе скатерть: такая белая, будто посыпана снежком: он со двора просится — строгая мама-весна в землю укладывает дитя свое на тихий час.

Готовится святой обед — в этот день Господь невидимо благословляет хлеб: Настя собирает каждую крошечку, сохранит для защиты от «темных сил»: войдут болезни — а тут крошечки-избавление, святая плоть Христова: кушаешь — исцеляешься.

Иван Сергеевич ходит по саду невесомыми ногами: смелый, подскакивающий шаг, — вот-вот взлетит… а в душе-то, видать, полетел куда-то — улыбка во все лицо… не здесь он; соображает за уборку: собирает прошлогодние листья, сметает мусор, «чтобы очистить землю от мороза, смерти и всякой нечисти».

Настя глядит в окошко, чуть на цыпочки приподнялась — росточком с дитятко, глядит любовью: «Ванечка, поди сюды» — бархатный голосок, будто в облаках где-то небушко вещает. Она приготовила соль для пасхального стола: завернула ее в тряпочку, подержала в печи, пока тряпочка перегорит; собрала соль, отложила до воскресенья. Пережженная в Великий четверг соль — целебная: живую тварь от недуга лечит.