Константин Гирлин - Собрание сочинений. Том I

Делая виртуозный толчок спиной, Сипович стремительно катапультировался с кровати. Пульхерия Ананасовна добродушно ухмыльнулась, оценив сложность акробатического элемента. Как ни странно, в комнате был пол: Сипович вывалился на него с кровати; упершись локтями в колени, он театрально схватил себя обеими руками за волосы и замер в этом положении. Он был смертельно огорчен. После такого огорчения не хочется жить.

— Нож мне в спину! — воскликнул он, завибрировав, как отравленная крыса во время последней судороги. — Я ведь совсем еще мальчишка.

— Тебе сорок три, у тебя плешь в полголовы, и мне сложно содержать тебя на пенсию. Каждый раз ты стреляешь у меня исполинские суммы.

— Ты уважаешь мифологию? Пока не поздно, вспомни Аргоса, верного пса Одиссея. Когда его хозяин вернулся на родину после долгих лет скитаний, лишь животное узнало в нем царя Итаки; потом вильнуло хвостом и испустило дух. Стало бы оно порицать и жаловаться на пенсию?

— Ты не получишь больше ни рубля.

— Ха!

— Если не начнешь работать, я вышвырну тебя на улицу.

— Ха!

— Ты у меня сейчас дохакаешься! Когда ты начнешь зарабатывать!

— Я пытался, но мир меня отверг. — Сипович мрачно улыбнулся и, протянув ей бумагу, покрытую каракулями, тихо, но многозначительно сказал: «Читай!».

Проштудировав его бесхребетное резюме, Пульхерия Ананасовна изобличила бездарного мошенника и рассерженно хлопнула ладошкой по столу. Сам по себе процесс хлопанья ладошкой по столу доставлял Сиповичу, как человеку тонкой душевной организации, минимум удовольствия, и он выражал свое категорически негативное отношение к данному процессу в принципе. Один хлопнет, другой — и что же это получается, по всему городу будут выстраиваться армии желчных критиканов, безнаказанно хлопающих ладошкой по столу? Ну, знаете ли, так дело не пойдет!

Разговор явно принимал горячие формы:

— С меня хватит! Сегодня на базаре я встретила школьного приятеля. Оказывается, он главный редактор в газете «Кроссворд! Кроссворд!».

— Вот это уровень!

— Мы разговорились, слово за слово… Александр Александрович обещал помочь тебе с работой.

Лицо Сиповича как-то неестественно перекосило, он почувствовал себя неважно, о чем не преминул сообщить:

— Пулюсик, ты что-то разошлась. У меня слабая иммунная система, проблемы с аминокислотами, дефицит чего-то там, чакры вообще ни к черту… Секундочку, а куда делся мой пульс!.. — Он сосредоточенно начал искать у себя сердце, но так и не нашел его.

— Ты пойдешь в эту чертову редакцию, хочется тебе того или нет! — выпалила Пульхерия Ананасовна и покинула комнату, хлопнув напоследок дверью.

Тусклый багрянец разлился по скульптурным ушам Сиповича, когда на его шее сомкнулась аллегорическая гаррота. Удрученный предательством самого близкого человека, он приник к подоконнику, повиснув на нем, как мокрый носок.

Сорока, ставшая свидетельницей разыгравшейся семейной драмы, невольно вздрогнула, когда до ее ушей донеслись неприятные звуковые вибрации. На сей раз, использую сложную горловую технику, Сипович затянул заунывный мотив, похожий на вопль брошенной цыганки. Птица мгновенно поднялась в воздух и улетела, чтобы найти тихое местечко и спокойно свести счеты с жизнью.

За дверью в конце длинного коридора визуализировался небольшой трудовой коллектив, казалось, занятый делом.

Александр Александрович Фальстарт, редактор, многозначительно просматривал письмо от читателя и, подобно Цицерону, прознавшему о заговоре Каталины, нервно кусал ногти. В холодных лучах света, льющихся из настольной лампы, он внимательно изучал карандашные письмена. Перед ним лежало очередное исповедальное послание, красноречиво истерзанное грифелем, как будто его автор, не удовлетворившись собственным красноречием, решил отыграться на бумаге.

— Я не уверен, но, вполне вероятно, скоро мы познакомимся с Кошкиным лично, — задумчиво проговорил Фальстарт, сверяясь с подписью в письме. — Заочно мы, так сказать, уже знакомы. — Вспышка молнии, лизнувшая полумрак кабинета, зафиксировала на лице редактора оттенок осуждения.

— Это я черканул статейку, — напомнил Бухтаревич, соредактор, разложивший себя в кресле напротив и блаженно смежавший веки. — Сигаретка найдется?

Посторонний человек, наверное, счел бы этот вопрос не соответствующим обстановке. Наш случайный свидетель всенепременно бы поцокал языком, не подозревая, что Бухтаревич, двадцатисемилетний иждивенец с явной задержкой в развитии, — самый настоящий позор семьи Фальстартов. Александр Александрович, ответственно исполняющий роль дедушки-спонсора, пригвоздил молодого повесу к редакторскому креслу, дабы хоть как-то умерить валютные аппетиты последнего. Единственным занятием, в котором Бухтаревич преуспел, было кассирование хрустящих купюр из чужого кармана в собственный. Причем в этой области он проявлял недюжинные способности.