Пушисто-белый день. На деревьях, на окнах, в воздухе — всюду пятна тишины. Сидишь в этой тишине, весь — душа, и будто сама тишина смотрит в твои глаза. Отчего-то смотришь высоко в небо, в солнце, и знаешь: там — ангелы. Парят над нами, грешными, и ждут: возрыдайте, покайтесь, «приидите»!
Тесно на душе…
У забора фигура: жена моя, рыжевато-сияющая, глазами вся ко мне. Нельзя говорить: святая ! Нельзя — а душа чует . Дашенька… а может, Анна (благодатная моя, благо давшая !) — ты безымянная Душа, ты — все и вся! От Бога — и ко мне — данная ! [подлинно ты кость моя и плоть моя].
Она будто плывет по воздуху, по воде идет… замирает на шее моей… дышит лицом, грудью, глазами дышит. Глядит радостным чувством, вихрем любви: что там, во мне, осталось? Глядит и глядит вопросом: «отчего не веришь ты?» Тянет меня за руку: мы бежим куда-то — куда бежим мы?.. Она целует небо, солнце, целует горы: мощные и грозные, они лишь ручные души, преклоняющиеся пред ее светом. Все чует !
Чую и я!.. Это красота, в которой мы узнали Бога. Мы будем ей (Ему) служить!
Го-ры. Тихая и спокойная жизнь, святая жизнь. Немеркнущие звезды. На взгорье — глубокое спокойствие, просветляет наши души: какая жизнь, Господи, величины какой!.. словно видно отсюда всю нашу Россию, залатанную, за печальной улыбкой, покойно взирающую на все мироздание. И мы будто над этим покоем … Нам обоим кажется, что там, в заоблачных чертогах, ждет нас что-то светоносное.
Храни нас всех Господь!
— А если человеку никогда не умирать? — говорю я задумчиво, и мы вместе понимаем, какое это страшное слово — никогда …
Угрюмые жидкие облака. Предрассветная темень, бурые поля. Отлетели вдаль мутно-желтые огни. Внизу — лесочек. Выходит ветер, смотрит сквозь пальцы деревьев, подвывает, — к пятнам густым и темным, которые только вчера еще были горами.
А есть ли вы сегодня, горы?..
И долго будет выть скучный ветер, пока не уйдет наконец… Говори мне, случайный ветер: утро пришло, нужно начинать новый день, жизнь преображенную.
А что такое жизнь… и сколько ?..
Не веселится небо — в тоске, село оно на землю и давит, давит…
Не убий меня, небо!
Летим-кружим, — так прекрасно лететь! — вперед, в это темное небо, в за -небо. Еще немного — и воспарим над землей. Туман голубой, и вольные поля… танцуем друг за другом: кругами-зигзагами, пылью клубим. Трава — рослая, пухнущая, — лицом в траву! Вдохнешь… и лежишь в рассветах, в белых полуденных солнцах, да мечтаешь: живой ! Пейзаж идет шатаясь, — не пьяны ли мы, или любовь в нас цветет? Поет и поет сердце. Ветру, ветру нам — чего еще желать?! Глазеем на небо, молчаливые… и оно глядит в нас: солнышком, временами неисчислимыми, историей — все видело, и теперь показывает . Поливает сумрак, млеет ночь, скрылись птицы небесные (где вы, птицы небесные?). Лежим в прохладе, в подряснике звезд. О, ночь!..
И вот сижу я к окну. Один. Тяжело так сижу, как изнутри битый, и все ворон смотрю. Будто одна жизнь в этих воронах! Разгорячили меня карканьем, прозой вороньей, скорбностью своей. От них дурею. И день-то ясный, и солнышко в стеклышко стучит… а у меня на душе — вороны. Слишком близко их принял.
И для чего мы живем?.. Для энциклопедии?! И такая чувствительность во мне пошла!.. Мне бы на покой уйти, в тихий уголок забраться — никого не хочу; водичку пить, да чтобы небо, храмик — тишина поющая. А больше ничего не надо.
Уйду…
И тогда прояснилось из сердца, и заплакал я так, как никогда не плакал, — чистой слезой, вымыла она боли. Утраченное сердце последним светом просияло. Полоснул свет мои потемки: я снова начинаю быть .
Вдруг я что-то уловил в себе, душа моя возликовала: из теплой стала горячей — расширилась за всякие границы. Слезы на глазах… — так она просится из тела, наружу, где… — что?.. избавление?..
Вышел я из дому — и смылся дом в забвенье.
Крикливая луна на небе: да не страшен мне ее крик! Сдалась ты мне, дурная неодушевленность! Я на пригорочек спустился, сел себе тихо — травку потеребить. Кругом поглядел-поискал, налилось в глазах соком слезным звездное небо. И голову в колени уронил… Сижу. Глухо кругом, и сова не ухнет. Господи, как я устал!.. И эхом раскатывается в душе: устал… устал… Отрублено сердце, но память осталась — не вынешь ее. Даша, как же мы могли?!.. Был один человек, а стало двое, — в это поверить нужно.
И не верится мне никак, что мы разлучились .
В небесах я вижу звезды — чудеса Господни, белые детские лица: тепленько им на том свете; и облако, дающее удивительный отсвет. Идут они куда-то, плывут бесцельно… — и я плыву.
Читать дальше