Сажусь на постланную трупной гнилью землю и жду: когда мертвое станет Живым. «Вы — люди Логоса, — говорю неожиданно громко, мой голос слышно — везде! — были некогда тьма, а теперь — Свет в Господе. Тьме не удалось потушить в вас действие».
Я вижу чем-то внутренним — «всем собою»: это же слишком страшно — умереть! Казалось бы, ты есть — и нет тебя больше. Прощаешься с родными глазами, разливается в них Любовь, «за края» вытекает. Цепляешься за эти погибающие галактики… — но гибнешь именно ты . Все в них сверкает, отражается… борешься — и теряешь… Увидишь ли когда-нибудь их — во что веришь ты?.. Пустота какая! Все по-настоящему! И теперь ты здесь: ненужный, брошенный, забытый, — мыкаешься бесцельно, и везде ты лишний, везде тупик. Никак не найдешь себе место — и это бесконечно. Только здесь постигаешь: нет никакой «той жизни», где запредельная красота. Все счастье мира было в твоих горячих руках, такое простое, доступное, — ушло песком сквозь ладони… Весь мир тебя любил — у тебя не хватило мудрости любить его в ответ. И теперь ты перед лицом Смерти: голый, больной, на коленях, ропщешь глухо — как из могилы, исходишь молитвами…
Жалкие мы».
Вернулась душа — Адам проснулся. Он был где-то — не здесь .
Синел в окне вечер, кидал в окно дождь. Адам разглядывал свое отражение в окне: вглядывался в себя, в пылающие островки, оставшиеся в глазах. Швыряя синие языки пламени, это полыхание увядало… остывало. Выцветшие глаза, с оловянной пленкой, скорбно-озабоченный взгляд, утешающие мысли:
«Сегодня все другое, исторический день… что-то начинается . Времени уже не будет, настанет Вечность, которая никогда не переставала. Тогда все откроется!
Падает Человечество в немощи духовной — духовно беднеет, — содрогается в исступленных конвульсиях, бьется в агонии, — куда Жить? — обманутое дурными суевериями, несуществующими страхами; поклоняется божествам, суетится понапрасну, совершая первобытные ритуалы, — куда Жить?! Копит груды мусора, облачаясь в пестрые ткани, чувствует сразу во всех направлениях! Бежит ретиво, ломает кости, несется во все стороны, — куда?! Вечно молодое смело-глупое поколение, оно корячится в примитивных движениях — ищет лекарство от «скуки века», прыгает с обрыва… — но не летится! Возводит в культ людей «незначимых», ниспровергая других до уровня животного, — [уподобляетесь окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты]. Гордится чином раба-патриота, осыпаясь в прах и черточку между двумя датами. Живет в тихом смирении, в уединенном отчаянии.
Выветрился божественный дух! Поэты нашего века слагают поэмы о светиле и не видят его за потолками своих затхлых квартирок — фальшивка, чердачная рифма. Лучше бы нам рождаться среди диких животных, в открытом поле, кормиться небом: когда бы не были мы нагружены ненужным скарбом, было бы легче передвигаться.
Наш мир — безмерное: он наполнен творчеством человеческого духа. Ты — человек — живая лампадка: храни в себе свет и другим свети — всегда! Сейчас — лучшее время в твоей жизни! Счастье ждет тебя в тебе!
Загорится звезда путеводная, и она все преобразит. Настанет Смерть — акт творения! Ах, лежать бы обнаженным, под открытым небом, под этой падающей Звездой Смерти… Отчего ж она никак не падает?.. Когда засохнет Мамврийский дуб, когда не сойдет Благодатный огонь, — днем ли, ночью ли закроется око света — мы придем в познание Истины, освободимся от промежуточного облика, обретя подлинный и окончательный.
Бледный какой-то свет, кусачий. Скоро разрастется розовое — зоря откроется. А пока: поле угрюмое, его лицо закрыто космами дождя — капли-пиявки присосались к окну. Восходит с востока тоска, вечным овеяна… Болотное солнце, да нечистый рассвет… Что ж, бывает [и свет во тьме светит, и тьма не объяла его].
Загадочное прекрасно-русское томление души. Лежит на сердце камень черный, острый, — «неразрешенное». Мысли словно чужие: осыпаются в голове, как ржавчина. Это — «трепет душевный», нечто вневременное, ускользающее. В этом «исчезающем» кто-то присутствует, защищает меня, знает обо мне — есть . В полночный час опечаленный дух вознесется на небо, пряча опаленные крылья. Когда Он спросит, что его печалит, дух ответит: «Твоею благостию порученный нам христианин только устами произносит имя Твое, а делами угождает похотям плоти своей, прилагая грехи ко грехам; повели нам покинуть его без охраны нашей».
Читать дальше