Прадеда сначала уволили из НКВД, а потом репрессировали по какой-то формальной формулировке. Перелистнула, вот и справка о реабилитации, датированная 90-ми годами. Реабилитировали посмертно. Абсурд. Звучит так, как будто в санаторий послали — на Юг, в Крым.
Дорогу до монастыря, в котором, оказывается, содержался, а не работал мой прадед, я помню, как в тумане. Взяла такси, всё смотрела в окно, пыталась прийти в себя. За окном тянулись поля, леса, мелькала изгибающаяся река, до горизонта белым-бело. Когда подъезжали к Суздалю, из труб над домами шёл дым, и пахло, как дома у деда, как в детстве.
Когда я зашла в монастырь, увидела окна, двери, стены, ноги сразу понесли ко входу в тюремный блок — думала, он закрыт, и придётся доказывать, как и в архивах, что я потомок репрессированного, показывать документы. Но в тюремном блоке оказался музей. Белые стены, красная крыша, мемориальные доски. Здесь сидели и Герои Советского Союза, и ученые, и крестьяне, и коммунисты, и будущий чехословацкий президент. Вся история 20-го века нашей страны пронеслась перед глазами. Вот где надо её искать — в тюрьмах.
Когда я шла по тюремному двору — длинному коридору между крепкими монастырскими стенами — надо мной звенели обледеневшие, голые, но уже начинающие оттаивать деревья. Вода текла между брусчатыми камнями под моими ботинками и убегала куда-то вниз, к реке.
Я держала скопированный листочек, в котором было постановление о расстреле, листочек казался мне прозрачным — через него просвечивал мой дед, который ненавидел советскую власть, и уничтоженные документы, которые он скрывал. Через листочек просвечивал и монастырь — очень мирный, очень тихий, пустой без туристов зимой. Монастырские стены, похожие на крепость, форпост Севера, Винтерфелл. Через него просвечивали мои руки, мои пальцы, отпечатки, мой генетический след. Руки мёрзли, дрожали, дрожали и отпустили. Лист подхватило ветром, он улетел, упал на воду, и его унесло.
Я решила остаться, ходила по городу, покрыла голову тут же купленным платком, заходила в храмы, ставила свечки, крестилась уже правильно — вспомнила, как надо. Разговаривала с иконами — молилась, как умела, через слёзы, про себя, сбивчиво. Вырёвывала, выговаривала всю свою боль. И успокаивалась. Кто-то вокруг меня просил, кто-то вымаливал себе ребенка, кто-то — здоровье, кто-то — мужа. А я? А я уже всё нашла, «если ты ищешь хлеб — ты и есть хлеб».
Паволока — льняная домотканая или фабричная ткань саржевого плетения.
Левкас — основа из рыбьего клея и мела.
Кракелюр — трещина красочного слоя или лака.
Языкова И. К. Богословие иконы. М., 1995. С. 93.
Мурти — статуя или изображение определённой формы бога или святого.
Вакуумная глина без воздуха.
Аналог дровяной печи.
Свадебная кукла-оберег 167
Кленовый носик — одна из двух одинаковых частей плода клёна.
ЦСО — центр социального обслуживания.