Марк Хелприн - Париж в настоящем времени

Еще одно здание с неоткрывающимися окнами. Все аэродинамические требования конструкции настолько высоки, что поднебесные ветра пролетали мимо с ураганной скоростью, Жюль ненавидел громадные, сложные, дорогостоящие системы, необходимые для вентиляции этих безжизненных коробок, построенных таким образом, чтобы сдерживать целые океаны воздуха вокруг них. Лучше уж не строить такие здания, чем закупориться вот так, отгородившись от шума ветра в ветвях, грохота грома, звука дождя, пения птиц, отголоска далекой беседы, плеска воды в реке или хотя бы в канаве и, конечно, от множества свежих и стремительных ветерков.

А в лифте было и того хуже. Жюль не страдал клаустрофобией, но ему претило быть заключенным в стальную коробку, исполнявшую кошмарную музыку. Время уходило, а у него как будто одновременно сломались все электроприборы, автомобиль, водопровод и канализация, и ремонт каждой вещи в отдельности требует многочисленных действий, заказов и ожиданий доставки запчастей. Подобное всегда нарушало его сосредоточенность на музыке. Кто-то все время стремится себя занять – делами, развлечениями, играми, миллионом вещей одновременно, лишь бы не вспоминать о своем забвении. Но Жюль глубоко осознал забвение с момента отступления вермахта и СС через Реймс в 1944 году.

Забвение и горе, тьма, придавшая смысл свету и жизни, отвратили его от игр, от почитания статуса и от желания добиваться высокой должности, влияния, власти и даже доброго имени в глазах окружающих. От этого он отказался в пользу своей семьи и ради чести поступать так, как он считал правильным, – все, что выражалось и подтверждалось красотой и динамикой мира – в мимолетных вспышках, лицах и в том, как справедливо все складывалось, если посмотреть бесстрастно и с высоты.

Он не хотел играть в игры, превратившие людей, вроде Рича Панды, в бездушную шелуху. И не хотел затевать судебный процесс для получения денег. Он был композитор-неудачник, музыкант, боявшийся сцены. Перспектива тягаться с гигантской корпорацией, управляемой этими безумно алчными, агрессивными получеловеками, едва ли сулила успех или удовольствие. И все же такому банкроту, как он, кажется, ничего больше не осталось. Неужели, думал он, кто-то заставил этих получеловеков однажды вступить в эту игру, как сейчас заставляют его самого? Знали ли они об этом, испытывали ли сожаление? Неужели сейчас, пусть и на старости лет, он уподобится им?

Самми Монмиралю хватало терпения и мужества, чтобы весь день сидеть за столом, под большим давлением разгадывая юридические головоломки, но, когда Жюль появился в его кабинете, он как раз думал о том, как его детишкам понравится панамка, которую он смастерил для их собаки – робкого и скромного бигля, который был младшим ребенком в семье. Это был сюрприз для них. Когда собачка не слушалась, а такое иногда случалось, ее отсылали на место, на ее подушечку, заставив надеть бейсбольную кепку с дырочками для ушей и вышитым спереди словом «Кошка». Ну чем не Кодекс США? Самми Монмираля от рождения звали совсем не так. Жюль понял это, едва взглянув на его лицо, прекрасное лицо, которое сразу расположило Жюля к себе.

– Откуда вы приехали? – спросил он.

– Из Жиронды, пятнадцать минут от Бордо.

– А до этого?

Самми замешкался. Жюль его застал врасплох, а должно быть наоборот.

– Израиль.

– А до того? – спросил Жюль на иврите.

Самми облегченно выдохнул:

– Иран.

Жюль проследовал мысленно весь его путь до Атлантики, где армады огромных кораблей кажутся просто яркими семечками. Нью-Йорк – водный город, близкий к океану, обремененный доками, изрезанный заливами, окруженный реками. Как Париж окружен горами и лесами, о которых большинство парижан даже не задумываются, многим нью-йоркцам, наверное, даже в голову не приходит, что в этом городе вода и суша перемежаются, точно сцепленные пальцы.

– Значит, еврей, иранец, израильтянин, француз и американец. И который из пятерых – ваш любимый?

– Я бы сказал: муж и отец. А вы?

– То же самое, хотя для меня почти все уже в прошлом.

– Сколько вам лет? – спросил Самми.

– Семьдесят четыре.

– И где вы были во время войны?

– Во Франции.

– Тогда нам обоим в ранние годы пришлось несладко. Чем я могу вам помочь?

Собравшись все тщательно записать, он вынул авторучку и открыл папку. Жюль рассказал ему все по порядку, представив распечатки электронных писем, подтверждающих, что тема принята. Самми был худощав и смугл, лицо у него было доброе и участливое. Он внимательно прочитал документы, а потом задумался.