Марк Хелприн - Париж в настоящем времени

Почти двадцать четыре часа он проспал крепким сном, крепче, чем в те времена, когда ему было двадцать лет. В Лос-Анджелесе он ежедневно плавал. Теперь решил пробежаться и хмурым осенним утром, заранее изучив карту пробежек, предоставленную отелем, отправился в Центральный парк. В Сен-Жермен-ан-Ле у него было прекрасное место для бега. Сена внизу на востоке, на западе сады и леса, дорожка из гравия прямая, ровная, уединенная. И лучшего места во всем мире не было. Здесь же приходилось лавировать между такси и пешеходами, а когда он добрался до парка, вилять незнакомыми тропками, перекрестками, забитыми толстыми и злобными автомобилями, и перепрыгивать через выбоины и грязные лужи. Много лет в Сен-Жермен-ан-Ле он пыхтел себе не спеша, бег его был скор только для мужчины его возраста. Он давно привык, что другие бегуны обгоняли его – даже дети. Но здесь, в Нью-Йорке, никто его не обгонял. Впервые за много лет он бежал, как будто вовсе не имел веса, и чем дольше он бежал, тем выше становилась его скорость.

Относя это к следствиям долгого сна, он знал, что не устанет и к часу дня будет даже бодрее и голова еще больше прояснится. Так что он бежал все быстрее и быстрее, чуть замедлившись, конечно, при подъеме на «Холм разбитых сердец» чуть южнее Гарлема, но зато разошелся на прямом участке, ведущем из западной части парка к месту своего теперешнего обитания. Он даже перепрыгивал невысокие ограды, чего уже несколько десятков лет не делал. У себя в номере, который часто бывал окутан облаками, он принял роскошный душ под Ниагарским водопадом горячей воды, надел костюм и новый темно-синий галстук, купленный на Беверли-Хиллз за триста долларов, и отправился на собрание (предварительно позавтракав и постригшись сразу после пробежки). В Лос-Анджелесе его элегантный костюм томился в шкафу, а теперь, на Пятьдесят седьмой улице, он радостно впитывал прохладный воздух, а белоснежная рубашка ослепительно сверкала на солнце.

Башня «Эйкорна» была так высока, что в ветреную погоду ее верхушка раскачивалась, точно маятник. Когда посетители административного этажа на самой верхотуре становились бледнее обычного, им выдавали пакетики, как в самолете. Остальные, меньшие «эйкорновские» здания разрастались вокруг башни, словно та была дубом, поскольку мультитриллиондолларовый исполин отращивал привитые ветви, пока они сами не начинали разбрасывать собственные желуди по бизнес-паркам и стеклянным постаментам: в Коннектикуте (для незаконной продажи деривативов), Лондоне (страхование и перестрахование), Вашингтоне (пенсии, пиар, подкуп законодателей), Бостоне (искусство), Филадельфии (унаследованные состояния, или «старые деньги»), Шорт-Хиллзе (финансирование монстров «новых денег» с гаражами на сто машин, искусственными шахтами, хозяйской спальней, внутренней территорией и позолоченными машинами для попкорна), и это только малая часть. Чтобы мгновенно осознать эффективность и богатство этой организации, достаточно представить себе, что, пока две или три сотни тысяч ее сменных сотрудников приумножают ее триллионы, федеральное правительство попусту просаживает немногим большую сумму, имея штат в четыре миллиона гражданских и военных. Конечно, «Эйкорн» не запускал ракеты на Марс и не содержал флот. Он был просто громадной машиной для производства денег. Подобно кашалоту, она плавала по рынкам, загребая в глотку наличные своими усищами. Подобно гигантскому моллюску, она замирала среди постоянно меняющихся быстрых течений и процеживала их в поисках чего-нибудь стоящего. Громадина эта не сеяла, не пахала, не производила ни сукна, ни пшеницы, ни льна, ни моторов для газонокосилок, ни яблок, ни фетровых шляп. Это была исключительно концептуальная, чисто интеллектуальная конструкция, построенная на статистике, страхах, азартных играх, демографии, прогнозах и предсказаниях, заверениях, цифрах и лжи. В лабиринтообразных, пышно декорированных офисах ее происходило три вещи. Цифры нарезались ломтиками и кубиками, взбалтывались, перемешивались, выжимались и подтасовывались. Платежи поступали. Иногда производились и выплаты, но работа актуариев, аудиторов, оценщиков и адвокатов заключалась в том, чтобы свести выплаты к минимуму. В общем и целом – благоприятная ситуация для богатенького Рича Панды, который с годами все богател и богател, подобно цвету розового дерева в зале заседаний, который со временем тоже становился все богаче и богаче. Но если дерево было насыщенно-красным, то Рич Панда тяготел к сытным сливочным тонам.