Марк Хелприн - Париж в настоящем времени

– О’кей, – провозгласил Рич. – За дело. – Он кивнул секретарю, и тот защелкал клавишами, ведя протокол. – Первый вопрос нашей разнообразной послеобеденной повестки дня – «Утверждение музыкальной темы в качестве международного фирменного знака „Эйкорна“».

Он дал отмашку, и запись, сделанная Жюлем в Париже, зазвучала, наполнив собою зал. Жюль слышал партию Элоди. Казалось, все происходит прямо здесь, такой живой была музыка. Когда все стихло, снова никто не проронил ни слова, ни вздоха.

– Ну? – спросил Рич. – Что вы об этом думаете?

Толстяк в дальнем конце стола, такой громадный, словно он заглотил лавку деликатесов, подал голос:

– А разве идея не в том, что джингл должен раздражать, пролезть червяком в мозги, прилипнуть так, чтобы уже невозможно было его забыть? Эта мелодия не раздражает, она неподобающе прекрасна. Народу в наше время такое не нравится.

Один из внешних директоров вскинул руку.

– Мы уже протестировали ее на наших мировых рынках? – поинтересовался он. – Разница вкусов и музыкальных предпочтений огромна. Половина человечества вообще не воспринимает западную музыкальную систему.

– Нет, мы еще ничего не тестировали, – признался Рич.

– Насколько я понимаю, – сказал кто-то, – она слишком медленная, эталонная и слишком требовательна к нетерпеливому вниманию миллениалов, а ведь именно они – рынок, который мы должны захватить в ближайшие десять лет.

– А ведь верно, – поддержал его еще один. – Тема слишком отдает девятнадцатым веком. Ее невозможно впихнуть в рингтон, а все, что длиннее рингтона, для молодежи – сущий криптонит, если только они не под экстази.

Рич кивал, как будто усваивал нужный урок, попутно получая необходимый выговор.

Следующей выступила одна из дам постарше. Поразительно элегантная, седовласая, в меру увешанная бриллиантами. Как президент университета, она одновременно была осторожна и агрессивна, подобно пчеле, которая старательно вьется над тобой, прежде чем пустить в ход жало.

– Я весьма ценю ваши усилия, Рич, но это не сработает. Я настоятельно не рекомендую использовать эту музыку.

Рич кивнул в знак согласия.

Потрясенный Жюль вскочил, чтобы выразить протест:

– Простите…

– А вы кто такой? – спросил Рич.

– Джуэлс Лакур, – ответил Джек Читем.

– Кто-кто? – переспросил Рич.

– Я написал эту музыку, – сказал Жюль. – Никакой это не девятнадцатый век, это самый настоящий двадцатый.

– Наверное, она нам не подойдет, – сказал Рич. – Мы сообщим вам.

– Вы приняли ее. В мейле было недвусмысленно сказано.

Рич повернулся к Джеку, который отрицательно покачал головой.

– Обычно, – сказал он, – принятие подразумевает, что продукту придается пригодная к использованию форма, поставщик должен отвечать нашим запросам и быть готовым работать с нами, независимо от того, сколько времени это потребует.

– Я не отказываюсь работать с вами, – сказал Жюль всем присутствующим.

Молчание. Пренебрежительная, едва заметная улыбка появилась в уголках губ Богатенького Панды, паучья улыбка.

– Как вы слышали, мы должны протестировать ее по всему миру и приспособить к каждому рынку и к каждой культуре, – сказал Рич.

Жюль вспомнил о Люке, о том, как дорого время, и ответил:

– Нет.

– Значит, вы не хотите с нами работать.

– В электронном письме было сказано, что пьеса принята .

– Электронное письмо, мистер…

– Лакур, – вставил Джек. – Джуэлс Лакур.

– Не является контрактом.

Присутствующие в зале адвокаты хранили молчание, будто их тут и не было.

– Я думаю, нам вообще не нужен музыкальный фирменный знак, – сказал один из членов совета директоров. – К тому же не стоит ли отдать решение этого вопроса в руки профессионалов из рекламного агентства? Мы не настолько компетентны, чтобы запускать подобные проекты.

Похоже, консенсус был достигнут, как всегда в молчаливом единодушии, неудержимый и бесспорный.

– На этом все, – сказал Рич. – Переходим к следующему вопросу повестки.

– На этом все? – спросил Жюль, сначала разозлившись, а потом он вдруг почувствовал, что земля уходит из-под ног.

– На этом все, – подтвердил Рич.

Два часа спустя яркий блестящий день покатился к вечеру, как и положено яркому осеннему дню, а Жюль поднимался уже на другом лифте, с ужасающей скоростью летевшем на верхние этажи небоскреба, превосходящего даже башню «Эйкорна». Перед этим он посетил консульство Франции, откуда его направили к адвокату одной из ведущих юридических фирм, который знал французский язык и разбирался в законодательстве Франции.