Хэрриет Эванс - Дикие цветы

— Мы жили рядом с замком и крохотной бухтой. Красивое место. Небо там выше, чем здесь — уж не знаю почему. Однажды у моей сестры начало клевать, но она потеряла равновесие и упала в реку, и мне пришлось нырять за ней. То еще удовольствие — сестра большая, а мне только девять. Когда мы вернулись домой, насквозь промокшие и вонючие, отец выбежал из студии и спросил, почему с нас течет вода. «Лучше не вспоминать», — ответила Айла, а папа решил, что это самая смешная шутка на свете, и дал ей ириску… Я это к тому, что иногда надо забывать. — Она наклонилась к нему, все еще держась за перила. — Просто забудь, что это случилось.

— Миссис Галлахер, наша соседка в Лондоне… — сказал Тони задумчиво. — Потеряла сына в Первой мировой. Она никогда о нем не говорила, будто его никогда и не было. Мне ее дочь рассказала.

— Что ж, это лучший из вариантов, — откровенно ответила Алтея, протягивая Тони пустой стакан. — Я передумала насчет добавки, раз уж ты предложил.

Он встал и с задумчивым видом отнес стаканы в дом, чтобы приготовить еще по коктейлю. Его заинтересовала идея никогда больше не думать о маме и о том, как он до сих пор по ней скучает, не вспоминать о папе и о его смерти, не гадать, жива ли Дина, в безопасности ли она и счастлива ли (хотя он знал, что счастье невозможно — ведь ее здесь не было), не представлять лицо Дафны, когда она покидала дом на следующее утро. Когда в тот день Тони вернулся в свою спальню, он обнаружил, что Дафна оставила там свое нижнее белье, и знал, что она сделала это намеренно: чтобы ему пришлось от него избавляться, чтобы он думал о ней без белья в течение всего дня. С тех пор он никогда больше не заходил в свою спальню — ни разу, но вот прошло пятнадцать лет, и, стоя уже взрослым мужчиной в темноте кухни-столовой, Тони вдруг понял, что нашел решение, которое пытался отыскать с того самого дня, когда остался один. В его голове закрытая дверь спальни, где они с Дафной занимались сексом в ту самую ночь, когда он потерял Джулию, стала метафорой: а что, если просто выбросить все это из головы и захлопнуть дверь? Почему бы не притвориться, что ничего этого не было, вместо того чтобы испытывать приступы боли, ведущие к непомерной выпивке, омерзительному поведению, забыванию реплик на сцене и невозможности сосредоточиться из-за постоянной дрожи? Что, если просто… утрамбовать все это, как табак в трубке, поджечь и оставить гореть?

Как она сказала? Лучше не вспоминать? Он налил себе и Алтее еще по коктейлю, едва заметно улыбнулся и вернулся на крыльцо.

Алтея с кем-то разговаривала, и он остановился в дверях, наблюдая за тем, как грациозно она развернулась от перил, держась за них молочно-белой рукой так непринужденно, будто находится в собственном доме. Он подался вперед, чтобы разглядеть ее собеседника. Преподобный Гоудж, приютивший его и сопровождавший до того самого момента, как он попал в театр «Сентрал», умер несколько лет назад, его добрая супруга съехала, и в деревне осталось не очень-то много тех, кого он знал. Война разбросала людей, и многие просто не вернулись. Чуть дальше вдоль береговой линии построили отель. Люди начали приезжать сюда на каникулы вместо того, чтобы жить круглый год. Тони понял, что узнал незнакомца. Алтея говорила с Йеном Флетчером.

Флэтчер сильно постарел. Копна торчащих во все стороны непослушных черных волос начала седеть, а в его курчавых, неопрятных бровях проступали белые вкрапления. На лице Йена уже виднелись признаки беспутного образа жизни — в частности, краснота, которой не было заметно раньше. Тони уже привык, что Флэтчер болтается неподалеку каждый раз, когда у него компания, но никогда с ним не заговаривал. Йен проходил мимо под предлогом похода на пляж и поднимал брови так, словно хотел зайти, но так ни разу не вошел в дом и даже не поздоровался. Должно быть, прошло больше десяти лет с тех пор, как Тони глядел ему в глаза, и еще больше — с их последнего разговора.

— А где в Шотландии? — вежливо спрашивала Флэтчера Алтея.

— Стерлинг, но мы переехали в Бристоль, когда мне было восемь лет, после смерти моей мамы. А потом купили дом неподалеку отсюда.

— Значит, детьми вы играли вместе? — поинтересовалась Алтея, посмотрев на Тони, который приближался к ним со стаканами в руках.

— Я и Тони, да, и моя сестра Джулия. Хотя, конечно, была война, мы разъехались по школам, и случилось еще много всякого, — сказал Йен, так и не посмотрев на Тони. — Кстати, вчера я получил письмо от Джулии.