Денис Коваленко - Татуированные макароны

Марина Ивановна вышла из школы и торопливо шагала через школьный стадион, когда ее окликнул Миша.

— Марина Ивановна, — быстро подбежал он к ней, — Марина Ивановна, разговор у меня к вам.

— Ну, говори, Миша, только недолго, у меня дела.

— Разговор-то, Марина Ивановна, недолгий, но очень неприятный.

— Что еще стряслось, — поморщилась Марина Ивановна.

Оглянувшись, как истинный заговорщик, и значительно посмотрев на Марину Ивановну, Миша произнес:

— Хочу вам сказать, Марина Ивановна, что у нас в школе завелась проституция.

Миша сделал паузу. Он ждал реакции на свои слова. Реакция последовала мгновенно: ощерившись, Марина Ивановна больно ткнула в Мишу пальцем:

— Ты че несешь? Вы что, повзбесились тут все? Сначала, Коля. Теперь ты.

Услышав про Колю, Миша повеселел:

— А то и несу. Дело такое: сейчас у меня 9 «Б», и много интересного я от пацанов услышал…

— Миша, давай без этих своих штучек-дрючек, говори по делу.

— Так я и по делу. Слухи такие ходят, что Ваня наш, Мамкин, из 9 «А», собой торгует, понимаете в каком смысле…

— Ты че несешь? — вновь ее палец больно ткнул в Мишину грудь. — Вы тут что, все посдурели?.. Говори дальше.

— Пацаны из 9 «Б» нашептали мне…

— Кто нашептал?

Слегка потерявшись от такого напора, Миша продолжил:

— Это ладно… я главное хочу сказать. Мамкин проиграл себя в карты, и они его того… ну, понимаете. А самое главное, Мамкин давно этим занимается. Он этим деньги зарабатывает, и это еще не все…

Лицо Марины Ивановны позеленело, не дав Мише договорить, она крепко схватила его за плечо и процедила в самое его ухо:

— Миша, сейчас я уезжаю на совещание, когда вернусь, не знаю, но знай — завтра, до первого урока, ты приводишь ко мне своих шептунов и, если не приведешь, я тебя… к едрене-матрене… — Марина Ивановна не договорила, глаза ее бешено взглянули на Мишу, и, не в силах больше что-либо сказать, плотно сжав зубы, она еще раз ткнула в Мишу пальцем и, развернувшись, быстро зашагала в сторону автобусной остановки.

— Пацаны, давайте к интернату заглянем, — предложил Макс.

— Да я чего-то не знаю, — замялся Абрамчик, — ну, в общем, давайте, только крюк придется делать. Мы же, все-таки, к Ване идем.

— Ладно, Дима, не менжуй, пошли, — обнял его Макс, и подростки свернули к интернату.

У интернатовцев была перемена, и весь двор, впрочем, как и любой двор обычной школы во время перемены, был шумно заполнен выскочившими на улицу детьми. Малыши бегали как угорелые, визжали; старшеклассники кучками сидели по лавочкам, говорили живо, некоторые, втихаря, покуривали. Дойдя до угла интерната, подростки остановились.

— Ну, чего остановились? — оглянулся на них Макс, — пошли.

— А ну, гад, стой! — из-за угла выскочило двое малышей; первый, прижав к груди мяч, удачно сманеврировав, тут же нырнул в толпу таких же малышей, второй, не разглядев, тараном врезался в остолбеневшего Абрамчика.

— Извините, — пискнув, малыш нырнул вслед за первым.

— Во, гад, напугал…

— Ну чего, пойдем, — усмехнувшись и хлопнув по плечу взволнованного Абрамчика, Макс завернул за угол. Следом Муся. Затем отдышавшийся Абрамчик.

— Вроде только вчера все случилось, а венок уже висит, — произнес чуть слышно Абрамчик.

На стене, выкрашенной грязно-желтой краской, на небольшом выступе, в метре от земли покоился венок из искусственной елки, обвитый красной лентой и увенчанный двумя бордовыми гвоздиками, аккуратно вплетенными в венок. Рядышком, у венка, приютились две красные гвоздички; а на асфальте, где еще вчера лежал, прислонившись к стене, убитый подросток, покоились четыре большие красные гвоздики и рядом, в стеклянной банке, поникшие, четыре темно-красных тюльпана.

— Целая оранжерея, — выскочило, даже как-то грубо, у Муси.

— Ром, зачем ты так? — негромко проронил Абрамчик. — Все-таки, они же люди были. — И, к большому удивлению Макса и Муси, Абрамчик перекрестился и прошептал: — Царствия вам небесного.

— Абрамчик, да ты, никак, у нас верующий? — с откровенной издевкой произнес Муся. — Не знал, не знал…

— Ром, вообще-то, ты все это зря, — помолчав, Абрамчик добавил: — Ладно, пацаны, давайте присядем, что ли. Все-таки, мы их последними видели.

Отойдя к невысокому заборчику, ограждавшему интернатовский сад, Абрамчик, а затем и остальные, сели на него.

— Они в рай попадут, — заверил Абрамчик, — кто насильственной смертью умирает, тот в рай попадает.

— Ты, Абрамчик, наверное, тоже в рай хочешь?