Денис Коваленко - Татуированные макароны

— А я красивая? — выдержав паузу, спросила она, повернув к Мусе лицо.

И здесь Муся промолчал, лишь улыбнулся…

— Странно, что вы молчите. Хотя…. — женщина смолкла и вновь устремила взгляд на небо. В повороте головы, в голосе, в улыбке этой странной женщины одновременно смешивалось и наивное простодушие, и откровенное кокетливое позерство. Играла ли она или действительно была так странна и непосредственна, понять было трудно. Слишком уж взгляд ее был изменчив (мгновенно изменчив): то прищурено-изучающий, то по-детски открытый и наивный, а то вдруг мягкий, добрый и… тут же — колючий и подозрительный. И казалось, что все это одновременно — так скоро шла смена настроения. Такой калейдоскоп во взгляде бывает лишь у детей и сумасшедших. Вновь женщина обернулась к Мусе, глаза ее были слегка прищурены, и что сейчас выражал ее взгляд, уж точно было не понять… хотя… так смотрят маленькие девочки, увидев что-то интересное и непонятное. Это непонятное ужасно хочется понять, девочка всматривается и от бессилия злится сама на себя и свое любопытство усиленно пытается скрыть важной серьезностью. Но никак не получается, девочка видит это, злится, глазки от этого еще больше сощуриваются, превращаются в две маленькие щелочки, и вдруг, наконец, сообразив, в чем дело, широко и страстно открываются, и ничем уже не загасить этого счастливого блеска.

— Вы со мной не хотите разговаривать потому что боитесь меня, ведь правда?! — Улыбка женщины стала озорной и игривой. И вся она как-то встрепенулась, и даже плечиками повела. Сейчас она была красива, красива своей детской игривостью, и на секунду Мусе показалось, что перед ним сидит ребенок, озорная девчонка, лет тринадцати, не больше.

Муся промолчал. Промолчал не оттого, что испугался, или ему нечего было ответить. Он почувствовал игру. Женщина была слишком странной; к тому же впервые к Мусе вот так запросто обращалась женщина и заводила с ним беседу. Ему захотелось поиграть. Желание это явилось не осознанно, а вдруг. Повернувшись к ней лицом, он кокетливо склонил голову, и хитро-хитро прищурился, словно желая ее этим передразнить. Женщина смутилась и потупила взгляд. И если Муся играл, то играла ли она, этого еще он не понял.

— Но все-таки… скажите мне что-нибудь, — с расстановкой произнесла она. — Я же могу и уйти, — и она подогнула ноги, как будто и впрямь решила подняться и уйти.

— Вы красивы.

— Правда?! — женщина так обрадовалась, что даже сделала короткое движение, словно хотела от такой откровенности обнять и поцеловать Мусю, но быстро опомнилась и, вновь вытянув ноги, приняла прежнюю спокойную позу. — Я очень люблю красивых людей, — произнесла она, точно собираясь говорить что-то очень длинное и значительное. — Вот вы красивый человек, я красивая. В этом мире должны жить только красивые люди. Достоевский сказал: красота спасет мир, — хотя сам он не был красивым человеком. Но так и должно быть: некрасивые славят красивых, глупые почитают умных, трусливые боятся смелых, слабые завидуют сильным… В этом мире есть гармония, и все, что выпадает из нее, умирает, — замолчав, она длинно и тяжело вздохнула, как вздыхают только люди, вспомнившие о чем-то далеком и печальном.

Муся молчаливо ждал, что будет дальше; разговор и женщина заинтересовали его; и она на самом деле была красива, освещенная слабым светом фонаря и уже отчетливо проявившейся на черно-синем небе Луны.

— Вы молоды, и я молода, — продолжала женщина, теперь с оттенком романтизма. — Вы, вероятно, еще школьник… Этим я не желаю вас обидеть, а лишь подчеркнуть вашу цветущую и еще не испорченную свежесть… Такие, как вы, красивые и свежие, должны править миром. И я с радостью служила бы вам. Знаю, именно вы станете владельцами и спасителями мира. А мы… Хотя я достаточно молода и красива. Мне всего лишь восемнадцать.

Здесь Муся смутился. Возраст женщины, именно из-за ее взгляда, улыбки и манер, сейчас поставил его в тупик. Сразу он и не подумал, сколько ей действительно лет. Возраст ее, казалось, менялся, как и настроение, мгновенно. Поверить, что ей восемнадцать? Может быть, а может и все тридцать. Для пятнадцатилетнего юноши все женщины старше восемнадцати, теряли свой возраст. Она была старше — это все, что он мог для себя определить… Но если только так, наобум. А если женщина вот так вот сидела рядом, кокетничала, по-детски улыбалась… словом, Муся поверил.

— А давайте пить водку, — то ли в шутку, то ли всерьез предложила она, чуть ли не коснувшись своим носом мусиного носа, при этом обдав его вполне ощутимым запахом спиртного, — или пить водку вам не разрешает классный руководитель?