Денис Коваленко - Татуированные макароны

Муся безразлично смотрел по сторонам и чуть заметно улыбался, от чего лицо его становилось похожим на кошачье.

Дорога, по которой шли подростки, была густо засажена огромными ветвистыми тополями, закрывавшими своими кронами не только дома, но и небо, и от этого Луна казалась тревожно-загадочной: густо исчерченная темными кривыми линиями веток, она, словно разбитое круглое зеркало, блестела десятками маленьких светящихся осколков.

Только войдя в освещенный фонарями двор интерната, подростки остановились.

— Глянь, кажись там драка, — Абрамчик вымолвил это совсем тихо.

Из-за угла интерната вылетел молодой парень, следом за ним прыгнуло еще двое и, не дав тому даже упасть, пинками загнали его обратно в темноту.

Подростки остановились в круге света перед главным входом в интернат. До угла, где резко наступал мрак, и мимо которого проходила дорога, было шагов двадцать; именно за этим углом была драка.

Подростки думали недолго. Абрамчик первый повернул к воротам, Муся с Ваней сделали за ним шаг.

— Вы чего, давайте посмотрим, — сказав это, Макс быстро затрусил к кустам.

От кустов до угла было не больше пяти-семи шагов, к тому же кусты терялись в темноте и были хорошим укрытием. Макс уже скрылся в зарослях, думать времени не было: сейчас удрать, а потом выслушивать издевки Макса? Подростки предпочли последовать за Максом.

Очутившись в засаде и видя, что их никто не заметил, они, еще ослепленные светом фонарей, с жадностью стали вглядываться сквозь ветки кустов; скоро глаза привыкли к темноте.

— Мочат, — одними губами произнес Абрамчик.

Подыхая от страха, готовый в секунду дать деру, не отрываясь, он пялился в темноту. Ваня, тот совсем зажмурился, только чуть глаза приоткрывал и, сморщившись, тут же воротил лицо, словно это ему, Ване, затягивали петлю на шее, и его, Ваню, топтали ботинками. Макс, напротив, каждый удар, каждое движение ловил с видом зрителя, на халяву пробравшегося на подпольные бои без правил. Восхищение и азарт читались на его лице. Один Муся, в отличие от своих впечатлительных одноклассников, смотрел на все спокойно. Толкнув Макса локтем, Муся указал ему:

— А мы не одни, — и кивнул в сторону интерната. С трудом оторвавшись от зрелища, Макс глянул в ту сторону, куда указывал Муся. Все окна последнего, третьего, этажа были приоткрыты, и оттуда, точно горшки цветочные, торчали маленькие ребячьи головы, с десяток. Один смелый мальчик даже по грудь высунулся из окна, остальные чуть-чуть, так, чтобы им только видно было, выглядывали, готовые тут же спрятаться. Никто и звука не издал, никто даже не ойкнул. Ребятишки боялись даже дышать. Только бы те не заметили их, и можно было бы досмотреть, чем дело кончится: убьют или нет. Но тем , кто дрался под стенами, не было дела до того, смотрят на них или нет. С остервенением, кряхтя от натуги, невысокий парнишка, обхватив сзади такого же подростка, затягивал на его шее веревку. Другой помогал, молотя пойманного кулаками в живот, не давая тому высвободиться из петли. Рядом трое топтали еще одного, валявшегося без движения подростка. Тот и голову уже не прятал, мешком лежал. Пару раз в темноте и горячке они саданули друг друга по ногам, ругнулись, и один интернатовский, не выдержав, завыл:

— Ма-ма-а!

— Менты, деру! — шикнул один из топтавших и бегом ломанулся в темноту интернатовского сада; за ним и другие.

Услышав: «Менты», — с разворота, с перепугу споткнувшись, на карачках Абрамчик врезался в заросли, только успевая закрывать лицо от жгучих, колких веток. Следом, хватаясь руками за Абрамчиковы пятки, рвался Ваня. Макс, и тот уже обгонял Абрамчика и первый лез через забор интерната. Дети, смотревшие из окон, почему-то тоже очень испугались «ментов», и резкое, неожиданное движение в кустах за «ментов» и приняли. Пара отчаянных мальчишек крикнули кустам: «Они туда побежали, в сад!» — и тут же исчезли в комнате, на всякий случай, но из любопытства, все же подсматривали — что дальше-то.

— Туда! Они в сад побежали, — это говорил мальчишка, первым по грудь высунувшийся из окна.

— Я видел, спасибо, — ответил ему Муся.

Во время и после всеобщего бегства Муся без движения продолжал сидеть на своем месте. Поняв, что тревога ложная, он, ничуть не смутившись того, что остался один, посидел еще с полминуты и спокойно вышел из своей засады. Его-то дети и приняли за «мента».

Осторожно, медленно подойдя, Муся присел на корточки перед забитым ногами парнем. Склонив к нему ухо, стал внимательно вслушиваться, прикоснулся двумя пальцами к его шее, пощупал пульс и заключил вполголоса: — Живой.