Денис Коваленко - Татуированные макароны

— Я пойду.

— А вдруг он за дверью.

— Признайся, ты сумасшедшая?

— Да-а, — тем же тоном ответила она, — или ты раздеваешься, или я кричу, — поднявшись, она крепко схватила его за руку и потянула обратно на диван.

— Слушай, если у тебя есть деньги, пойдем что-нибудь выпить купим.

— Пойдем… только, — пронзительный, полный боли взгляд, — не убегай от меня. Я боюсь оставаться в эту ночь одна. Я погибну — как мама. Обещаешь мне?

— Да, — после долгой паузы кивнул Виталий.

Из подъезда они решили выходить по одному: первым Виталий. И… оказавшись на улице, осторожно, то и дело оглядываясь, он нырнул в темноту деревьев и дальше, уже не соображая, рысью — к вокзалу.

На востоке зарождался рассвет, но то, что наступает утро, Виталий увидел лишь, когда выскочил к трамвайному полотну и увидел прогромыхавший мимо трамвай, полный ехавшими на работу людьми. Времени было около семи утра.

Не чувствуя ни усталости, ни… вообще ничего не чувствуя, кроме одного — скорее, скорее, скорее!!! на вокзал… Сунув женщине, стоявшей на входе возле турникетов, ведущих к платформе электропоездов последнюю десятку, Виталий прошел на платформу и, не чуя от радости ног, вскочил в отправляющуюся электричку «Москва — Узуново». Двери гулко захлопнулись. Звук выходящего пара, и, и!.. ну, же!!! Прислонившись к стене тамбура, Виталий облегченно выдохнул — электропоезд тронулся, и только сейчас Виталий обратил внимание, что на нем не было носок.

«Это уже не важно», — счастливо улыбаясь, подумал он, всматриваясь сквозь стекла дверей в предрассветную Москву.

Смяв вторую уже, пустую, пачку от сигарет, Лена в тысячный, наверное, раз посмотрела на часы: 07:05, — зелеными цифрами на черном фоне показывали электронные часы.

— Семь утра, — устало и как-то беспомощно произнесла она, — пять минут восьмого. Интересно, а во Владивостоке сейчас сколько… надо посчитать: двенадцать часов разница… семь ноль пять, нет, уже семь ноль шесть. Семь ноль шесть отнять двенадцать, будет… будет… — она на минуту задумалась, пытаясь решить эту неимоверно сложную сейчас для нее задачу, — сколько же будет? Семь ноль шесть минус… или нет — прибавить двенадцать. Получается: семь плюс двенадцать… Я так больше не могу; уже семь утра. Убили, наверное, — вскочив со стула, Лена выбежала из кухни, вцепилась в трубку телефона и на память, уже в который раз, стала обзванивать больницы и отделения милиции (только не морги, в это поверить! — она не могла себе этого позволить) — она запомнила все эти номера наизусть.

Когда Лена проводила своего гостя, было всего лишь одиннадцать вечера, время, как говориться, еще детское, но не для ее Жени. В одиннадцать он всегда уже дома. «Наверное, с друзьями», — Лена была еще слишком счастлива. Ну, одиннадцать, ну, загулял, он взрослый мальчик… Когда зеленые цифры электронного циферблата показали: 02:00, — Лена, все это время убеждавшая себя, утешавшая, что мальчик уже взрослый, ну, загулял, ну пора уже… враз сорвалась с кресла в мгновение пронзившем ее ужасе. Не помня себя, стояла она в коридоре с телефонной трубкой в руке, пальцами другой нервно теребя листы телефонного справочника. Женя пропал, Жени нет, Женя не пришел домой… Где мой мальчик?!!

— Где собачка? Я хочу домой, я в тюрьму не хочу, я требую адвоката, я требую… — Женя еще чего-то требовал, возмущался, лежа в грязи двора, где его бросил Черкасов, когда какая-то старушка заметила его и, подойдя, склонилась над пьяным мальчиком. К слову сказать, старушка не первая увидела Женю. Женя лежал в двух шагах от дворовой дорожки, по которой с того времени, как его оставил Черкасов, прошел не один десяток людей; большинство просто делали вид, что ничего не видят, хотя Женю, лупящего кулачками по траве, всякий раз обдававшего свое лицо брызгами грязевой жижи, чего-то говорившего, пытавшегося встать и падавшего, такое трудно было не заметить, но именно поэтому большинство его и не замечало — связываться с пьяным, грязным, не исключено, что и обгадившимся, пусть даже и подростком, да хоть и ребенком, дело не благодарное; возиться с ним, пачкаться… да и к тому же помогать всякой сволоте (а приличный человек разве станет пьяным валяться где ни попадя), может, он ко всему прочему и больной какой — заразный; и не исключено, что вообще БОМЖ (до Белорусского вокзала рукой подать, а там этой сволоты приезжей…), а с этими ребятами связываться нормальному человеку совсем не прилично. А помрет, ему же лучше, отмучается, и ладно… И вообще, пусть милиция этим занимается.