Денис Коваленко - Татуированные макароны

— А с чего ты решила, что он бандит?

— Он всегда носит с собой ствол — пистолет «ТТ». Он мне его показывал, опять же, зачем, я не знаю. Причем внешне он очень мил, обаятелен. Шекспира любит. В первую нашу встречу он мне наизусть читал его сонеты, читал красиво. Я его очень боюсь. Я его не понимаю. Я думала, он просто стеснительный и скромный. Поначалу меня это завораживало, возбуждало: загадка, романтика. Он не требовал от меня ничего, он приходил с цветами и коньяком, читал сонеты, говорил о Шекспире. Я даже боялась приставать к нему первой — так все мне казалось романтично и невинно. В первую ночь мы до утра гуляли по Москве, я слушала его, он говорил. Даже не поцеловал. Я уже решила, что это и есть мой принц, мой рыцарь. Я порвала со всеми мужчинами, с которыми встречалась раньше, до него… Мне, порой, казалось, что он невинен. Как-то мы с ним договорились о встрече, и я решила его поразить — подарить ему всю себя — всю. Денег у меня хватало — его денег, приходя, он всегда оставлял мне много денег, так вот, ожидая его, я застелила этот диван дорогим шелковым бельем, покрыла его лепестками роз…

Он пришел, полчаса посидел, дал мне пятьсот долларов, сказал, что очень спешит, дела, и ушел. Это была самая страшная моя ночь. Так меня еще никто не обижал. Я никогда не чувствовала себя так одиноко, как с ним. У меня всегда было очень много мужчин. А за последние два месяца только ты. Я два месяца берегла себя для него. А сегодня утром у меня возникло такое чувство, я точно поняла, для чего я ему нужна. Но это жестоко, я же женщина, а не кукла, которую раз в месяц достают из коробки, чтобы поиграться и засунуть обратно. Я даже не знаю, кто он, правда ли, что его зовут Вадим. Так ведь можно сойти с ума, да? — влажными, полными болезненной тревоги глазами смотрела она на Виталия, словно ожидая от него чего-то, будто он сейчас скажет то, что все ей объяснит.

— Больше всего я боюсь ночи. Одна. Чего-то жду — вот он придет… Я так больше не могу.

Забравшись на диван, она подползла к Виталию и, как испуганный ребенок, уткнулась лицом в его грудь, крепко обняв его, закусив губу, она беззвучно захныкала. Растеряно гладя Ларису по голове, Виталий только и бормотал:

— Ну, перестань, все нормально, — казалось, он больше утишал не Ларису, а самого себя. Мысль, что сейчас может войти этот мистический Вадим, у которого всегда с собой ствол… Виталия передернуло при этой мысли.

Вдруг тяжело вздохнув, Лариса отстранилась от него и, поджав по себя ноги, села на диван — как русалочка, только лицо ее было теперь не тревожно… лицо ее изменилось. Вытерев ладонями слезы, она отчетливо произнесла:

— Мы все умрем. Придет Вадим и убьет нас.

Вмиг Виталий оказался на полу.

— А сколько сейчас времени? — озираясь, словно ища чего-то, произнес он.

— Не знаю, может два, может три ночи, — она говорила спокойно и так, будто ее искренне удивляло, что Виталий так вот поспешно и суетливо, уже в коридоре, натягивал на себя джинсы и рубашку. Резкий звонок в дверь чуть не свалил его на пол. Замерев — точно Шива — с задранной левой ногой, застрявшей в штанине, одной рукой вцепившись в эту штанину, другой — в стену коридора, Виталий, казалось, перестал дышать.

— Мы ему не откроем, — уверенно прошептала Лариса.

Виталий не слышал ее, он слышал только свое сердце. Осторожно коснувшись ногой пола, он в ужасе смотрел на Ларису.

— Мы его не пустим, — и, хитро подмигнув, она широко улыбнулась, точно оскалилась.

Звонок в дверь повторился.

— А может, это и не он, — после паузы плечами пожала Лариса, — у него есть свои ключи. А может, он их потерял, — гадала она, усевшись на диване по-турецки.

После второго звонка прошла целая вечность — целых пять минут. Виталий ног не чувствовал от напряжения. По стене он сполз на пол и, тяжело дыша, тупо и бессмысленно смотрел на Ларису. Все, что ему сейчас хотелось, это удрать, быстрее, на вокзал, в поезд, домой, подальше от этого — о, как он понимал сейчас весь смысл этого вдалбливаемого ему вчера Сашей Черкасовым слова — бессмысленного, бес-смысленного идиотизма.

Поднявшись с дивана, Лариса подошла к нему и села рядом.

— Ну, чего ты боишься, трусишка мой, зайка серенький, поцелуй меня, иди ко мне.

— Тебя что, это возбуждает?! — оторвав от себя ее руки, дрожа от страха, прошептал Виталий.

— Да-а, — странно смотря на него, произнесла Лариса, — мне очень нравится, когда ты боишься, ты становишься… таким… беззащитным, таким желанным.