Денис Коваленко - Татуированные макароны

— Пойдем, — она неровно ступила на пол беседки, и только сейчас Виталий увидел, что Лариса пьяна. Неторопливо, даже не взглянув на Виталия, она зашагала к подъезду одного из пятиэтажных домов. Открыв кодовый замок, войдя в подъезд, Лариса вдруг остановилась, порылась в карманах длиной кожаной куртки и, достав несколько смятых сторублевок, протянула Виталию.

— Купи коньяку и презервативов. Моя квартира тридцать седьмая, на пятом этаже, код в подъезде — три, четыре, пять — одновременно, — сказав это, она неторопливо стала подниматься по лестнице. — Дверь будет открыта, — не оборачиваясь, сказала она.

Секунду помедлив, Виталий вышел из подъезда. Такого он даже не мог себе представить. Не переставая удивляться, крепко сжимая деньги в ладони, он торопливо прошел мимо хоккейной коробки и вошел в двери магазина. И тут его осенило, что так быть не может, это все шутка, она просто откупилась от него, и на самом деле нет никакой тридцать седьмой квартиры. Она просто обманула его. Но зачем? Нет, не обманула, — размышлял он, выходя из магазина и, вспоминая дорогу, гадал: «Не могла обмануть, деньги же дала… А вдруг… Стоп — ага, вот за этими гаражами, а вдруг это засада, а вдруг она дома не одна, — Виталий не знал теперь, что и думать, ко всему прочему он заблудился. — На торце ее дома плакат концерта Ирины Алегровой; так, где же он… а — вот же, — увидев ориентир, он уверенно зашагал к дому. — Так не бывает, — вновь выпрыгнула мысль. — Бессмыслица какая-то… Второй подъезд… А вдруг, — он остановился возле первого подъезда, — все это неспроста. Это же абсурд! — беззвучно воскликнул он, крепко сжимая пол-литровую бутылку коньяка, — это же…» — он окончательно запутался и… испугался. Он вдруг ясно представил, что, как только он войдет, в квартире его встретит не Лариса, а какие-нибудь двое здоровенных мужиков и… Виталий не на шутку испугался, даже сделал движение обратно к вокзалу, но… в сердцах махнув — будь, что будет, — откупорив бутылку, хорошо приложился к горлышку и смело подошел ко второму подъезду, уверяя себя, что его просто обманули — никакой тридцать седьмой квартиры нет (набрав код, он вошел в подъезд) и Ларисы нет; и идет он исключительно, чтобы убедиться в этом и… словом, для очистки совести. И… не важно, в любом случае, времени до поезда еще предостаточно.

Дверь тридцать седьмой квартиры действительно оказалось не запертой. Осторожно открыв ее, готовый, если что, удрать, Виталий ступил внутрь. Первое, что его насторожило, — это тишина. Лишь глухой, монотонный шум дождя за окнами. С минуту стоял он возле полуоткрытой двери, вслушиваясь. Казалось, в квартире никого не было.

— Эй, — не громко позвал он. Он хотел следом произнести «Лариса», но не произнес — страх подсказывал быть осторожным. Но и дальше стоять вот так, возле открытой двери… Виталий решился. Не заходя в единственную комнату, вытянувшись, он заглянул в нее: только разложенный диван у стены, возле запертого балкона, телевизор на низкой тумбе, и все это в тусклом, матовом свете малинового торшера, торчавшего в углу из-за дивана. В темной кухне тоже никого не было видно. Не разуваясь, оставляя грязные мокрые следы, Виталий сделал несколько шагов к кухне, крепко, как оружие, за горлышко сжимая бутылку армянского коньяка. В ванной послышались тихие всплески. Дверь в ванную была не заперта. Осторожно, затаив дыхание, Виталий чуть приоткрыл ее и, с бутылкой наготове, заглянул внутрь. В полной, пенистой ванне мирно лежала Лариса.

— Я уже думала, ты никогда не войдешь, — она произнесла это с нескрываемой иронией и, до обидного, спокойно. — Боишься? — она улыбнулась. — Не бойся. Закрой входную дверь, раздевайся, возьми с кухни два бокала и заходи ко мне, трусишка мой зайка серенький, — она усмехнулась так, будто прекрасно знала, что из себя представляет этот молодой человек. Виталий смутился. Слова — особенно про «зайку» — задели его, он хотел уже было что-то сказать в оправдание, дескать, а что ты хотела… после всего того… а особенно по нынешним временам… Но лишь больше смутился, поставил бутылку коньяка на пол, возле ванны, и, прикрыв дверь, вернулся в коридор.

«Действительно, — снимая куртку и стаскивая вместе с носками ненавистные туфли, размышлял он, в блаженстве шевеля белыми, скукоженными пальцами ног, — чего испугался-то, пьяная девица… — и тут, при этой мысли, стыд его вдруг перерос в тихую озлобленность. — Ну, ладно», — сказал он сам себе, закрыл на замок дверь и уже уверенно прошел на кухню. Бокалов он не увидел; не зажигая света, нашарил на полке два стакана; ополоснув их, вошел в ванную. Увидев его, Лариса развеселилась: