Денис Коваленко - Татуированные макароны

— Черкасов, выйди вон, — неожиданно резко произнес он. Крайнее удивление отразилось на лице Саши Черкасова, весь вид его словно говорил: «За что? Что я такого сделал, что вы позволяете себе такой тон?» Виталий и сам понял свою оплошность, смутился еще сильнее и промямлил:

— Саша, извини, выйди пожалуйста, ко мне пришли…

— Да что уж там, — неожиданно развязано перебил его Черкасов, — не стесняйтесь, здесь все свои.

Виталий и Лена оторопели.

— Все и так знают, — не давая им опомниться, продолжал он в том же духе. Ну, и что здесь такого, наоборот — совет да любовь, хотя нехорошо, конечно — на глазах у сына, у только формирующейся личности, конечно, это вы зря; такие ошибки не позволительны, к тому же Виталий Андреевич учит…

— Ты… Да ка…!!! — Черкасов даже на мгновение испугался, до того страшным было в эту минуту лицо Виталия, глаза его налились, и волна злобы выхлестнулась из них, пробрав Черкасова до самой глубины, ему даже почудилось, что Виталий Андреевич бросится на него (непроизвольно руки Виталия чуть дрогнули, будто готовые придушить этого… мальчишку). Отшатнувшись, и Черкасов сделал движение руками, готовый защищаться.

— Пошел вон, — отдышавшись, проскрежетал Виталий Андреевич.

— Я-то пойду, — с отголоском страха и оттого угрожающе, негромко и, торопясь в словах отвечал Саша, — но что будет потом, — трусливая, подлая нотка звучала в каждом произносимом им слове, и чем дальше он говорил, тем плотнее и увереннее становился его голос, а лицо Виталия Андреевича бледнее и беспомощнее, — я-то пойду, а вот что будет с вами. Я уже не говорю о теперешнем вашем состоянии: от вас же разит за километр, а вы как-никак на уроке; думаю директору клуба этот факт не понравится, а наоборот… А если он узнает, что вы и ночуете в клубе, — теперь, на лице Виталия отразился страх, — да-да, а он узнает, можете не сомневаться, многоуважаемый Виталий Андреевич. Интересно, завтра тогда кто будет вести уроки? А где будете ночевать вы? Вы же не москвич, а так, залетный. А если еще и в милиции появится заявление, что вы пытались применить физическую расправу в отношении несовершеннолетнего — как, а?! А вы, — Черкасов в азарте набросился на Лену, — вы, как вы себя поведете, если в школе завтра все узнают о том, что Женина мама, оказывается, приводит в дом всяких подозрительных личностей и при сыне вступает с ними в порочную связь, а? Или вы до того уже обессовестились, что вам будет наплевать на то, что на вашего Женю все будут коситься и указывать пальцем, дескать, мать-то у него…

Лена поднялась, и хлесткая пощечина влетела в левую Сашину щеку.

— А вот теперь точно… точно всем вам достанется, — развернувшись, Черкасов схватился за ручку двери.

— Саша, стой, — Виталий перехватил его руку. — Саша, подожди, — взгляд Виталия выражал полную самоуничижающую истерику, — давай поговорим.

— Подонок, — с достоинством произнесла Лена.

— Ну, зачем тебе это, — продолжал Виталий, крепко удерживая Сашину руку, — зачем, тебе же от этого ничего нет, ты же хороший ученик, ты же знаешь, мы же с тобой всегда были друзьями…

— Да отпусти ты этого подонка, — уже неприязненно сказала Лена.

— Подождите, — раздраженно осек ее Виталий, — зачем, какая цель, я не могу понять, — бормотал он в самое лицо Черкасова.

— Ф-фу, — вырвав руку, сморщив в отвращении лицо, Черкасов безбоязненно отошел вглубь класса. И вдруг что-то случилось с ним: он побледнел, только щеки залились розовым колючем румянцем, и глаза замерли. — Зачем?! — неожиданно живо воскликнул он. — Какая цель? Да никакой! Все мои поступки и слова бессмысленны, как и это бессмысленное время! Идея! Вот она! — восхищенно воскликнул он. — Вот она идея! БЕССМЫСЛЕННОСТЬ во всем! Я дитя своего времени. Идея бессмысленности . Я вас всех уничтожу, — в порыве он потряс кулаками, — во имя идеи, — сказав это, он выскочил из класса, рукой сорвав с крючка свою куртку и на ходу надевая ее. Он уже бежал по улице, возбужденно шепча: — Вот она, вот она идея — бессмысленность во всем. Партия «Татуированных макарон». Бессмысленными поступками раздавить бессмысленный мир… — дикой радостью внезапного открытия светилось его лицо, и сотни маленьких бесенят радостно отражались в блестящих, очумевших от счастья глазах.

— Саша! Подожди, — не соображая, Виталий выскочил следом.

— Провинциал, — негромко, в спину ему сказала Лена и, заключив высокомерно: — нет, он не художник, — вышла в коридор.

А в коридоре, собранный шумом, казалось, толпился весь клуб. Дети с любопытством и в тоже время с опаской заглядывали в полуоткрытую дверь класса рисования, когда Виталий с надрывом и довольно громко говорил: «Тебе-то зачем это…». Потом неразборчиво; дети напрягали слух, но заглянуть в класс не решались; и возглас: «Идея!» Переглядываясь, дети многозначительно кивали на дверь. Из своего кабинета вышел Игорь Иванович; увидев толпу, с наигранной строгостью произнес: