Леонид Гартунг - Завтра ты войдешь в класс

— Нет, спасибо, — отказался я. — Как-нибудь в другой раз.

Вовка пожал мне руку, Зина кивнула, и они продолжали путь — мужчина, женщина и наследник — солнечной стороной улицы.

Иногда дети держатся отчужденно по другим причинам… В тот вечер, направляясь в школу, я еще раз встретил Женю К. Каждый отпуск он проводит в родном селе. Накануне он приходил в учительскую проведать преподавателей, а теперь я увидел его на крыльце родительского дома. Женя был в нейлоновой белой рубашке, праздничный, тщательно выбритый. Из-за его спины в полуоткрытую дверь неслись звуки баяна и веселые голоса — вероятно, собрались гости. А перед парнем стояла Анна Панкратовна, мать его школьного друга, в поношенной стеганке, повязанная темным платком. Я понял, что она пользуется случаем расспросить Женьку о своем сыне. Парень уговаривал ее:

— Да что мы стоим на крыльце, тетя Аня, зайдите посидеть.

— И не проси, — отмахивалась она, — не до гулянок мне. Ты скажи только, как он там?

Женька достал папиросу, безуспешно попытался раскурить ее на ветру, скомкал, бросил на землю.

— Ну, ладно, в двух словах… Город, что надо. Все условия. Мы в палатках уже не жили. Пришли, можно сказать, на готовенькое. Гришка квартиру двухкомнатную получил…

— Двухкомнатную?!

— Это, как положено — жена есть и наследник народился. Значит, двухкомнатную.

— Назвали-то как?

— Дмитрием.

Анна Панкратовна концом платка вытерла слезу.

— Дима, стало быть. А сам-то приехать не сулился?

— Об этом ничего…

За спиной парня раскрылась дверь. Кто-то потянул его за рукав в комнату.

— Заходите завтра, — только и успел выкрикнуть он.

И вот вместе с Анной Панкратовной я иду переулком. Она рассуждает будто сама с собой:

— А может, послать гостинчика с Женькой? Должна же в нем когда-нибудь совесть пробудиться?

И, словно только теперь заметив меня, обращается почти со стенанием:

— Вот вы учитель. Ну, скажите, откройте мне секрет — пошто он такой? Ведь на ваших глазах его ро́стила. Что он, окромя добра, от меня видел? Или не сыт, не обут был? Все для него. Все для него.

Не в силах идти дальше, она прислоняется к забору и рыдает.

— Анна Панкратовна, успокойтесь, — говорю я.

А что еще ей сказать? Действительно, сын ее, Григорий, вырос на моих глазах. Помню, как он учился ходить на зеленой траве вот этого самого переулка. И ее тогдашнюю помню — красивую, беспечную. А насчет «все для него» — этого вспомнить не могу.

Конечно, голодом она сына не морила, и босиком он у нее не бегал, но и заботы настоящей мальчонка не видел. Вырос он как будто в семье, а по сути дела, без семьи. Так было заведено у Никандровых, что каждый жил сам по себе. Отец всю жизнь работал то там, то здесь, в семейные дела почти не вникал. Сама Анна тоже мало ими занималась. Ни варить, ни стряпать не любила — то у матери своей перекусит, то у какой-нибудь из многочисленных приятельниц. Света в детском саду питалась. Люда, средняя, больше вообще у бабушки жила. А Гриша был предоставлен сам себе. Приду к нему, а он картошку чистит, варить собирается или сидит и хлеба ломоть в банку с вареньем макает. Дома не топлено, не белено, полы грязные — сарай, да и только.

Как учился Гриша? По-разному. Не любил литературу, историю, ботанику, зато увлекался физикой и математикой. Начав решать задачу, уже не мог от нее оторваться. Тут проявлялись и настойчивость его, и сила воли. Любил мастерить. Электрические схемы собирал, как ребята говорили, «с ходу».

Помню Гришу учеником первого класса. Однажды на каком-то школьном празднике дети бегали, шалили, наслаждались конфетным изобилием, а он стоял у стены маленький, одинокий, с кулечком нетронутых конфет в руке. Я подошел к нему — оказалось, мама обещала прийти и не пришла, а без нее праздник не в праздник.

В тот вечер Анна Панкратовна так и не появилась в школе. Пришлось попросить старших девочек проводить малыша домой. Тогда я впервые подумал, что Гриша обделен лаской и вниманием. И догадка эта потом подтвердилась. Мать не купила ему портфельчика — книжки, тетради, идя в школу, он затыкал под пояс. В старших классах у него не было спортивного костюма для уроков физкультуры, не купили ему лыж. Он приходил в школу с неостриженными, грязными ногтями, с затылком, заросшим длинными волосами.

Мне, как классному руководителю, не раз приходилось беседовать с Анной Панкратовной, часто бывать у них дома, и, в конце концов, всем, чем надо, она сына обеспечила, но этого удалось добиться с трудом. Придешь иногда — разговаривать не хочет, и немало нужно потратить терпения, чтобы она тебя выслушала внимательно. Достиг ли я чего добивался? Формально — да. Гриша не выглядел заброшенным, был аккуратно и чисто одет, вовремя накормлен, но душевной теплоты дома ему по-прежнему не хватало.