Леонид Гартунг - Был такой случай… Повести

Когда Федю Кораблева спрашивали, где он живет, он отвечал:

— За переездом.

И было понятно, что мальчишка имеет в виду Сосновый переезд.

Что такое переезд? Рельсы, деревянный настил, полосатый шлагбаум. Около самого пути — белая будка с балкончиком. На балкончик выходила полная женщина в форменной фуражке и белой кофточке и подымала навернутый на палочку желтый флажок. Так она провожала каждый проходящий поезд.

Существовали, конечно, и другие переезды, но Федя там не бывал. Знал только свой — Сосновый. Так назывался он, может быть, потому, что к этому переезду почти вплотную подходил сосновый лес, а может быть, потому, что когда-то им заканчивалась Сосновая улица. А потом десятка два домов шагнули за переезд, в открытое поле. В одном из этих домов и жил Федя Кораблев. Перед окнами шло асфальтированное шоссе и нитка железной дороги. А дальше — небо и горизонт…

В их доме находились две квартиры, во дворе — два цветника, дальше — сарайчик для дров, в котором было две двери. Все это оттого, что здесь проживали две семьи: Перелясовы и Кораблевы. Кораблевых трое: мать — Лидия Борисовна, ее дочь Тая и сын Федя.

Лидия Борисовна работает ремонтницей. Встает она в пять: готовит на весь день для Таисьи и Феди. В семь она уходит на станцию. Оттуда ее везут на рабочем поезде к месту работы — иногда это близко, иногда далеко. Обед им привозят. На месте она надевает оранжевый жилет и в нем работает. Возвращается вечером.

Мать уже немолодая — так говорит она сама. До пенсии ей еще далеко, но выглядит она, и правда, старше своих лет. С работы возвращается усталая… Иногда рассказывает, что произошло «на дороге». Какая-то Валя работает как попало: забралась в кусты и дала храпака… Она дрыхнет, а за нее работай… А Мария Панкратовна, которую Федя никогда не видел, придавила палец — ноготь, должно быть, слезет; а Любка плохо щебенку подбивает, после нее приходится переделывать… А вчера на дороге кто-то разбил три контейнера. Милиция прибыла, но уже поздно… Осталось только две раздавленные коробки у асфальтированного шоссе. Коробки из-под женских зимних сапог. Те, кто разбил, ждать не будут, похитили добро и поминай как звали…

Таиска учится в университете, на физмате. Федя пробовал заглянуть в одну ее книжку и не понял ни строчки. Премудрость — выше ума человеческого. А Таиске это все — по колено. Значит, она ужасно умная.

Таиска сама себя недооценивает:

— Я обыкновенная, просто мне дается легко.

У Таискиного зеркала, что стоит на тумбочке, недавно появились всякие девичьи причиндалы: духи, кремы, шпильки. Федя удивился:

— А зачем тебе — ты и без того красивая.

— Скажешь тоже!

А сама, конечно, знает, что это так.

Федя рано понял, как плохо иметь красивую сестру. Где бы она ни появилась с братом, все на Таиску пялят глаза, как на какое-нибудь чудо. Да, она красивая. А он — «так себе». Ему тоже хотелось бы выглядеть несколько попривлекательнее, но тут уж ничего не поделаешь. Впрочем, он и не собирается никому нравиться.

Для Лидии Борисовны Тая — свет в окне, не то, что Федя. Тот учится «в полосочку»: иногда пять, четыре, три, изредка даже два. То сочинение сдал не вовремя, то задерется кто-нибудь — ну как не дать сдачи? Последнее время Федя чувствовал, что мать не спокойна за Таю. Чуть припоздает та из университета — Лидия Борисовна по нескольку раз выходит во двор встречать. А что, спрашивается, с ней может случиться? Маленькая она, что ли? Так Федя мать и спросил. Лидия Борисовна ответила:

— В том-то и дело, что не маленькая.

Со своими соседями Кораблевы с некоторых пор «на ножах». Впрочем, это только так говорится. До ножей, само собой, дело не доходит… Началось это давно. Почему? Во-первых, когда умерла старушка-соседка, Перелясовы мечтали занять весь дом, но из этого ничего не вышло. Напрасно старик Перелясов грозил, что будет жаловаться. ЖЭК вселил Кораблевых — и все.

Вторая причина — в ночь под первое сентября прошлого года кто-то забрался в перелясовский цветник и ополовинил их лилии. Кто-то… А подумали на Федю. Перелясов даже участкового милиционера, Черныша, вызвал. Лидия Борисовна, которая обычно соседям все прощала, на этот раз возмутилась: «Ну, это уж слишком!»