Леонид Гартунг - Завтра ты войдешь в класс

Воспитанию этих качеств нередко вредит излишняя опека над детьми, порождающая потребительскую психологию. Даже продиктованная самыми благими намерениями, эта опека часто просто не нужна. Пионер Павлик Морозов не побоялся разоблачить группу врагов, школьница Лара Михеенко работала разведчицей в партизанском отряде, тринадцатилетний Петя Клыпа героически защищал Брестскую крепость. А иные учителя не решаются доверить даже старшеклассникам самостоятельно выпустить стенгазету, выбрать президиум, подвести итоги соревнования, подготовить школьный вечер. Им кажется, что получится что-то не так, они отстраняют детей от дела и, засучив рукава, сами принимаются за работу: клеят, рисуют, придумывают и даже, кряхтя, карабкаются на стремянку, чтобы прибить на стене лозунг. А ведь дети по своей природе не любят исполнять чужие замыслы. У них самих предостаточно фантазии и выдумки.

Я учился в тридцатые годы. Школа была тогда несравненно беднее, чем теперь. Но хватало учителей. Не было хороших учебников, приборов, киноаппарата, магнитофона, радио. Но мы все равно любили свою школу. И были в ней полноправными хозяевами. Привезут ли в школу дрова — мы без приглашения таскали их и укладывали в дровяник, нужно украсить школу к празднику — опять мы тут как тут. Сами организовывали кружки, приглашали писателей и артистов. И не представляли, что может быть иначе. Безусловно, контроль учителей был, но осуществлялся он так незаметно и тактично, что даже не запомнился. А возьмите замечательный педагогический эксперимент Антона Семеновича Макаренко! Не напоказ, не в качестве занимательной игры, а всерьез заправляли делами коммуны ее воспитанники, бывшие беспризорники.

Ценные качества гражданина-общественника рождаются прежде всего в практической, активной работе на общее благо, и мы призваны учить детей не только алгебре, русскому языку или истории, но, прежде всего, гражданскому поведению. А для этого нужно уважать детей и не бояться доверять им серьезные дела.

Не обязательно именно десять. Иногда, может быть, меньше — пять, даже три. Но они совершенно необходимы, эти несколько минут тишины.

В классной комнате я пока один. Передо мной пустые столы и скамейки. Три окна, два шкафа. Коричневая доска. Высокий демонстрационный стол, изготовленный руками деревенского столяра. Здесь же, в классе, вешалка. Многое не так, как полагается, совсем не так, но я люблю свое рабочее место. Возможно, так же любит токарь свой станок или тракторист свою машину.

Мне приятно думать, что через несколько минут эта комната наполнится голосами детей, их смехом, а затем начнется урок. К нему уже все готово. На стене карта средневековой Франции — вот голубая нитка Луары, зеленые просторы Аквитании. Учебная картина — Жанна д’Арк въезжает на белом коне в освобожденный Орлеан. Раскрыт план урока, но можно в него и не смотреть, я знаю его наизусть.

И все-таки мне нужны десять минут. Обязательно нужны. Есть такие уроки, которые не укладываются в обычные методические рамки. За сорок пять минут я должен объяснить причины распада империи Карла Великого, опросить учащихся по предыдущей теме, выставить оценки и прокомментировать их, изложить новую тему, выяснить, как дети ее усвоили, поработать с картой, записать в словари термины, обратить внимание на развитие устной речи, не забыть об индивидуальной работе со слабыми, проверить у некоторых небрежных учеников, правильно ли записано домашнее задание, а также проследить, чтобы, уходя, ребята не оставили на полу бумажки… И все это не пустяки — все это действительно нужно. Нужно. Но, к счастью, я вчера еще понял, что если все это добросовестно выполнить, то урока у меня не получится.

Когда я только начинал работать, мне все казалось проще. Достаточно было знать ровно столько, сколько я собирался сообщить детям. Теперь подготовиться к уроку много сложнее — важно не только изучить соответствующий параграф учебника и заглянуть в методическое пособие, но и почувствоватьтему. Если не почувствую я, не почувствуют и дети. Вот для чего нужны мне эти десять минут — чтобы далекое сделать близким, чужое — своим, умершее — оживить.

Оживить могут только подробности. Без них прошлое молчит. Вчера я весь вечер рылся в книгах и альбомах и нашел-таки нужные картины, которые покажу детям: старинные ворота Вокулера, развалины замка, утиный нос и унылый взгляд дофина Карла, Реймский собор, круглую башню в Руане — последнее пристанище Жанны. Я увидел, как палач отодвинул пылающий костер, чтобы показать жадной до зрелищ толпе бездыханное тело девушки, повисшее на цепях. Ее сердце, не тронутое огнем, бросили в Сену…