Ольга Бондарева - Жизнь в четырех собаках. Исполняющие мечту

Когда у мальчика полностью открылись глаза, я увидела в них недоумение обреченного. «Почему я до сих пор жив? Как скоро наступит конец?» — С этими мучительными вопросами щенок просыпался и засыпал. Генетическая память твердила ему, едва рожденному, что с ним непорядок и надо приготовиться к неминуемой смерти. Он — брак, брак уничтожают. В ожидании неминуемого конца маленький кобель безропотно прожил три долгих недели. Ну что он мог поделать? Ничего!

Я не преувеличиваю, когда пишу так. Животные чувствительны не меньше нашего, а некоторые из нас (я, например) способны воспринимать их чувства.

Представьте ужас, вернее, жуть, с которой малыш жил, и вообразите на секунду — всего лишь на одну секунду! — как от леденящего душу страха сжималось его маленькое сердечко…

Он ждал своего часа…

Иногда в нем начинала трепетать надежда, но гены упорно твердили, что расплата грядет, и свою короткую жизнь несчастный щенок был вынужден воспринять как бесконечно малую, необъяснимую отсрочку на неизбежном пути Туда. Сознавая свой злой рок, он ценил каждый миг жизни и ее главный подарок — любимую и любящую сестру.

К трем неделям мальчик достаточно подрос, чтобы мы могли заняться исправлением его хвоста. Наш ветеринар, который в день рождения щенков заверил, что правило кобелька со временем можно будет выровнять путем операции, стал всячески уклоняться от контакта, услышав, чего мы от него хотим. Нашли другого. Новый Айболит осмотрел моего питомца и заявил, что операции по выпрямлению хвостов он делал, но не рискнет заниматься этим со столь дорогой породой. По его рекомендации я обратилась в одну из ветеринарных лечебниц.

Сильное майское потепление вытеснило прохладу ранней весны. На заре я положила в сумку бутылочку с водой, завернула в пеленку кобелька и поехала с ним в противоположный конец города, где находилась ветклиника. Весил тогда мальчик полтора килограмма, а его оставшаяся дома сестренка — один килограмм.

Добирались автобусом. Путь долгий: около двух часов в одну сторону. Всю дорогу щенок не сводил с меня осознанного, испуганного и одновременно доверительного взгляда. Он схватил лапами мой палец, засунул себе в рот и сосал его всю дорогу. Высвободить палец не было никакой возможности — щенок только крепче сжимал челюсти. «Пальчик не отдам. И не проси. Мне с ним не так боязно…» — внушал мне мальчик.

Чтобы бороться с волнением, щенок нуждался в живом тепле, участии и нашел их в моем пальце. Он не доверял своей судьбе, но верил мне.

Дежурному ветеринару борзой малец явно приглянулся. Мужчина вертел его в руках и так и эдак. Он восхищался живым комочком, напоминавшим маленького медвежонка, и поражался шелковистой мягкости его шерстки. Врач зарылся в коротенькую псовину пальцами и назвал щенка «живой плюшевой игрушкой» — он никогда раньше не видел столь маленьких борзых. Взглянув на хвост, ветеринар направил нас на рентген в человеческую больницу. Та находилась на приличном удалении от ветеринарной клиники. Мы вновь поехали.

Врачи в больнице отнеслись с пониманием и рентген сделали. Предварительно они бережно прикрыли тяжелой подушечкой мужское достоинство мальчика. Мы попали в большую очередь — были десятыми, и за нами скопилось много народа. Люди не сетовали и не удивлялись, что занимают очередь за щенком. Болезнь сближала живые существа и уравнивала их права на земле. Лишь во второй половине дня мы снова попали в ветклинику.

Ожидая приема, я осмелилась взглянуть на рентгеновский снимок. До того момента мне не удавалось заставить себя посмотреть на просвеченный хвостик кобелька. Снимок навеял тоску безысходности. Я не медик, но только дурак не разберется в очевидном. Довести хвост до нормы нельзя было в принципе. Все же… хотелось услышать мнение врача.

Дежурный ветеринар, обозрев рентгеновскую бумагу, велел ожидать, пока соберется консилиум. Персонал клиники заметил мое теплое отношение к щенку и пытался помочь. Появились еще два врача. Совещались втроем в закрытом кабинете. Время тянулось медленно и говорило не в нашу пользу.

Кобелек не ел и не пил с утра. Я предложила ему воду из бутылочки. Он оттолкнул лапкой стеклянную емкость, но с жадностью, не терпящей возражений, снова захватил пастью указательный палец моей левой руки и неистово принялся сосать. Мальчик держался за палец прочно, как утопающий держится за соломинку, и оторвать малыша от пальца у меня не поднялась рука.