Ольга Бондарева - Жизнь в четырех собаках. Исполняющие мечту

Лишь под вечер мы вернулись к родному очагу. Первой нас встретила Айна. Она чуть не сбила меня с ног. Я наклонилась и дала ей понюхать сына. Айна принялась лизать его, не давая нам шагу ступить с порога — извелась, измаялась, ожидаючи. За ней стояла мама и рассказывала, что в наше отсутствие Айна, как обычно, пришла к манежу пересчитать щенков. Не досчитавшись одного, она разразилась воплями негодования, стала искать сына по квартире: пересмотрела и перенюхала все уголки и закутки, перерыла подушки. Не найдя, подскочила к маме и потребовала объяснений. Она вопросительно заглядывала в мамины глаза, жалобно скулила и настойчиво топотала. Мама рассказала Айне, куда и зачем мы поехали, и обещала, что скоро вернемся. Кивнув в знак понимания — она часто проделывала подобное, — Айна заметалась от мамы к двери и обратно. Она неутомимо курсировала между ними вплоть до нашего приезда.

Дочь Айны, по словам мамы, если не брать во внимание кормления, сладко проспала целый день — как чувствовала, что врачи братца не обидят, да и я не дам.

У сына начались каникулы, и он разделял с мамой и Айной переживания в ожидании нашего возвращения. Когда мы вошли и сын удостоверился, что с кобельком все хорошо, радости ребенка не было границ — она проникла даже в воздух квартиры и создала в ней радостную микроатмосферу.

Я обтерла кобелька влажной тряпочкой, подсушила полотенцем и положила в манеж, чтобы в привычной обстановке малыш поскорее пришел в себя. Он моментально прижался к видящей сны сестре и уснул.

Мама и сын внимательно выслушали мой отчет об испытаниях прошедшего дня, связанных с ними волнениях и моем железном намерении оставить в доме второго кобеля. К нашему с сыном бесконечному удивлению, мама не возмутилась и не воспротивилась, более того, собралась помогать в выращивании еще одной борзой. Ребенок тоже меня поддержал: сказал, что поступаю правильно.

Нельзя забывать, что я и муж работали и большую часть суток с собаками находились мама и сын, поэтому их согласие имело существенное значение.

Пришедший с работы супруг несказанно обрадовался исходу нашей поездки — решению не расставаться с кобельком. Подозреваю даже, что он втайне надеялся ня такой исход. Ведь муж грезил об этом кобеле, и тот таки повторил его любимую Айну. Но в своих видениях он представлял кобеля своим, а не переданным в чужие руки. Его мечта, на которую он уповал, была взлелеяна многими годами томительного ожидания и… исполнилась.

Супруг светился от счастья. Я разделяла его чувства. Омытое слезами радости, сердце билось лениво и спокойно, как бьется о песочный берег волна голубой и прозрачной воды перед наступлением штиля. Но до полного штиля было еще далеко. Судьба второго щенка не давала покоя. Мое существо терзалось: сделать половину дела — все равно, что не сделать дела вовсе. Идиллия моего сердца, чтобы состояться, требовала маленькую суку. Не понимая до конца себя и свое состояние, с мятущейся душой я отпустила ситуацию на самотек. До поры до времени…

С момента рождения щенков я переехала жить на кухню. Мама с сыном ночевали в зале, а муж в комнатке сына.

Ложась спать в те судьбоносные сутки, которые по-настоящему подарили нам сына Айны, я поймала себя на ощущении тревоги, и ночью кобелек заболел. Симптомы указывали на кишечную инфекцию. Его маленький желудок не желал удерживать молочную смесь. Всю ночь я спасала борзого ребенка порошками антибиотика и кишечных бактерий (из капсул), смазывая ими его малюсенький язычок. Щенок был постоянно при мне. Он стонал и глядел, не мигая, в мои глаза.

За окном царила черная ночь. Мы с малышом были вдвоем в этой жуткой ночи. Но еще существовал лунный свет, и он не сдавался перед натиском Тьмы. Каждая клеточка моего тела просила, молила за малыша, и светлое сияние луны проникало сквозь лоджию в кухню. Оно создавало таинственные лунные тени, и те скользили по потолку. Эти подружки лунного свечения сочувствующе перешептывались в глухой тишине неопределенности и в знак поддержки своим нежным сумраком дарили нам покой. Лунные блики ласкали наши тела, и их блеск был светочем надежды в сгустившейся над нами Тьме.

Периодически усталость заставляла меня снимать мальчика с груди, на которой он лежал, и класть рядом на кресло-кровать. Я делала это украдкой, когда он затихал. Но не тут-то было! Щенок в мгновение ока приходил в себя и с громкими стонами карабкался обратно на мою грудь. В его пронзительном голоске кричали боль, обида и… любовь. Ко мне! Я еще ничего не успела сделать, а меня уже любили…