Ольга Бондарева - Жизнь в четырех собаках. Исполняющие мечту

Любовь — величайший дар небес, самое лучезарное чувство. И ответить на него — значит испытать лучшее, что есть на земле. Любовь — благодать.

Зависимое и беззащитное, маленькое и слабое, живое создание отдавало мне — большой и сильной — ценнейшее, что в нем было: свое благо. Взаимность не преминула родиться в моем сердце.

Мальчик был на краю жизни. Изможденный болезнью, он не кричал, а едва слышно поскуливал. Теряя силы от боли, борзой ребенок все же находил их в себе, чтобы послушно слизывать лекарство и запивать его сладкой, теплой водичкой из бутылочки. Холодными лапками он обнимал уже не саму бутылочку, а мои руки, державшие ее. Накануне рассвета дитятко крепко заснуло.

Его сестренка безропотно пропустила ночное кормление, погруженная в переживания за братика. Она лежала в манеже, свернувшись клубочком. В положенный час открыла умные глазки, приподняла ушки, выразительно подергала носиком: «Молочком не пахнет, но и братик не плачет, дышит ровно, спит. Ну и славно. Я тоже плакать не буду. Сосну пока часок-другой».

Я до сих пор уверена, что болезнь кобелька была вызвана накопившимся от рождения стрессом, и тот вырвался наружу. Малыш храбро мирился с голосом генов, отважно покорялся недоброй судьбе, смело не чаял будущего. Но, ощутив однажды душой, что отныне его жизни ничего не грозит, обессилел. К такому сказочному повороту судьбы крошка готов не был. Тут на помощь пришла я. Океаны эмоций и ураганы желаний пробудила в нем моя ночная забота. На грани между жизнью и смертью собачье дитя полюбило меня — существо человеческое. Оно доверилось мне беспредельно и бесповоротно.

Когда ночь кошмара миновала и на улице забрезжил рассвет, я тоже любила. За что-то Бог наградил меня еще одной любовью, а кто-то внутри меня — не я — благосклонно твердил: «Жизнь дана на добрые дела. От добра добра не ищут». Было чудно. Я слушала незнакомый внутренний голос, плавая в полудреме. В тишине квартиры тикали часы, но они не заглушали невидимого собеседника. Шептания стихли, и мое нутро окатила волна безмятежности и благодати. Усталость прошла. Словно омытая святой водой, я наполнилась энергией для дел благих.

Утром, когда истерзанные ночными волнениями домашние сгрудились в кухне, на часах пробило семь. Оживление семьи разбудило щенков, и вдвоем они заголосили: одна в манеже, другой на моих руках. Характер издаваемых обоими звуков был хорошо знаком. Мама и я схватились за бутылочки и начали кормить деток. Муж и сын наблюдали за нами.

Бутылочки разом опустели, а мы задержали дыхание. Взгляды были прикованы к кобельку. Не выпуская из лап опустевшую стеклянную емкость, он поглядел на нее сбоку и неуверенно почмокал соску. Молоко не полилось, и щенок обиженно захныкал. Рискнули — налили еще половину порции. Кобелек с аппетитом выпил и… его не вырвало. Мы приглушенно дышали, не сводя с малыша испытующих глаз. Он довольно зевнул и прикрыл веки. Наше дыхание зашумело, участилось и выровнялось — мы убедились, что лечение подействовало. Я положила мальчика в манеж к сестре. Не просыпаясь, они сдвинулись и уткнулись друг в друга носиками.

Я занялась делами, а супруг продолжал стоять у манежа и смотреть на щенков. Лицо его помрачнело, и мне тоже сделалось не по себе. Заглянув за загородку, я совершенно упала духом. На пеленке посапывали два одинаковых по размеру щенка, а еще вчера утром брат обгонял сестру на одну треть веса и выглядел значительно крупнее девочки. В следующее кормление взвесили малыша и обнаружили, что за сутки он потерял полкилограмма и весил один килограмм, как сестра. Муж приказал кормить мальчика до отвала, и… это стало пожизненной семейной традицией. Малыш быстро пошел на поправку, повеселел.

К сожалению, мне приходилось постоянно омрачать жизнерадостный настрой молодого кобеля. Я всерьез — как научила женщина-ветеринар — взялась за выправление хвоста.

Было время, Айне ее борзую грудь опускала, а теперь планида всучила мне борзое правило. Сразу после выздоровления мальчика я с зеленой тоской обозрела букву «Г» (это я о форме хвоста) и почесала затылок: тяжелая задача выпрямить такое правило. Но делать нечего — приступила.

По многу раз на день я массировала хвост в месте излома, на ночь накладывала на него шину из плоской деревяшки, плотно приматывала бинтами, но так, чтобы не препятствовать нормальному кровотоку. Хвост постепенно вытягивался в линию, с горбиком посредине. Горбик был небольшим, поэтому со временем отросшая псовина визуально замаскировала этот недостаток, как и недостаточную длину кобелиного хвоста.