Ольга Бондарева - Жизнь в четырех собаках. Исполняющие мечту

Дома Наян наблюдал, как Анфисе делают уколы, дают лекарства, ставят капельницы, и горько вздыхал. Он страдал. Нам не было дано узнать всю степень, всю глубину его страданий, но чувствовалось, что Наян переживает за любимую и единственную сестру всем сердцем.

Одним сентябрьским утром, когда все остальные борзые задремали после выгула и кормления, я увидела стоящую у раскрытого окна Анфису. Ей не спалось. Поставив передние лапы на подоконник, она глядела на все еще зеленое поле, усеянное редкими пятнами отжившей свой срок травы, и на зеленеющие деревья, уже затаившие кое-где в пышных кронах желтые листочки — предвестники листопада.

Девочка была погружена в созерцательную задумчивость, и на меня нахлынула неизбывная жалость. Я окликнула Анфису и с деланным задором позвала ее в поля. Анфиса живо откликнулась, сразу метнувшись к входной двери, и мы пошли на прогулку. Моя больная борзая в тот раз рвалась в поля, как в мечту. Она до предела натягивала поводок.

Почти у выхода из лесонасаждений, перед полем нам повстречалось козье стадо. Завидев животных, борзая на миг замерла и ринулась к ним. Я едва удерживала девочку и стала уводить ее окружной тропинкой, а рогатые создания сгрудились в кучу и не сводили с борзой умных, заинтересованных глаз. Во главу стада выдвинулся козел. Самый крупный в стаде, с огромными загнутыми рогами, козел роскошной, величественной походкой вышел вперед и застыл на месте. Остановилась и Анфиса. Совершенно разные существа с любопытством разглядывали друг друга. Когда их взгляды соприкоснулись, природа замерла. Замолкли птицы, стих ветер, перестали шевелиться листья и волноваться кроны деревьев. В воздухе вспыхнуло притяжение сердец и очарование любви…

Анфиса первой очнулась от чудесного наваждения и потянула за поводок к козлу, а тот вытянул шею, подался туловищем в направлении борзой и жадно ловил немигающими глазами каждое ее движение. Вожак влюбился в Анфису — нечто подобное когда-то произошло с его собратом, воспылавшим любовью к Айне.

Я оттащила свою борзую на середину поля и только там спустила с поводка. Анфиса сделала пару кругов аллюром. Владыка козьего гарема стоял у края поля и не сводил влюбленных глаз с восхитительной борзой.

Откуда взялись тогда у Анфисы силы для бега? Не сомневаюсь, сыграла свою роль бессмертная женская потребность нравиться мужчинам: одним — особенно, другим — как получится и по ходу дела; но непременно всем и всегда. Пробежавшись галопом, Анфиса быстро утомилась и перешла на рысь, прочесывая траву в поисках зайца. Как истинная охотница, она увлеклась полевыми запахами, разгадывание которых вытеснило все остальные мысли.

А козел еще долго не двигался с места и смотрел на Анфису, позабыв про своих многочисленных жен.

В тот день томные, черные очи Анфисы то и дело вспыхивали яркими, лукавыми огоньками, излучая женственность. Несмотря на свою тяжелую болезнь — несмотря ни на что! — девочка с легкостью обворожила очередного «козла», и тем была счастлива.

К концу сентября состояние здоровья Анфисы ухудшилось. Она слабела и худела на глазах. Я гладила ее исстрадавшееся тельце и осязала, какими маленькими и мягкими стали ее, совсем недавно крупные и упругие, мышцы. Девочка очень исхудала.

Мои губы произносили для Анфисы разные ласковые слова. За время болезни моя душа отыскала для нее новые нежные обращения: «родничка», «дорогуша», «душенька», «душечка», «прелесть», «лягушечка», «храпуша», «милечка», «единственная». Девочке нравилось, когда мы лежали с ней в обнимку, и я нашептывала ей на ушко эти нежности. Я по-прежнему уверяла Анфису, что Бог нам обязательно поможет.

Шел октябрь, но наступивший охотничий сезон был не про нас. Я всматривалась в даль полей, которые виднелись из окон квартиры, и тоска охватывала мое существо. Каким необыкновенно прекрасным было наше с Анфисой прошлое, а я не принимала его как должное: не ценила, как следует, не дорожила каждой секундой нашего общения, не осознавала всю полноту выпавшего на мою долю счастья. Глаза были прикованы к полям, как к волшебному и незабываемому образу нашего восхитительного прошлого.

Анфиса мужественно переносила лечение. Она терпела и не жаловалась. У нее то раздувало живот, то поднималась и долго держалась температура, то начиналась рвота, то… много страшного происходило с моей любимейшей борзой. Всего не расскажешь. Да и не нужно!

Еще в августе накануне очередной операции муж, у которого не доставало душевных сил смотреть на муки Анфисы, предложил девочку усыпить. Когда супруг это говорил, Анфиса не сводила с него огромных лучезарных умных глаз, в которых застыли ужас и мольба. Она не хотела умирать.