Ольга Бондарева - Жизнь в четырех собаках. Исполняющие мечту

В отличие от ветеринара, муж приехал сразу и привез базарную курицу и кое-что еще. Супруг присел подле лежавшей на полу кухни Анфисы и стал нежно поглаживать ее холодные лапки, а она пару раз приподняла и уронила правило — в знак обожания и благодарности. Муж подбадривал Анфисушку, рассказывая девочке, что купил ей курицу, а также говяжий паштет и тертое яблочко в баночках детского питания. К яблочному пюре Анфиса пристрастилась из-за болезни, в периоды, когда не могла питаться самостоятельно. Супруг шептал девочке страстные и нежные признания в любви.

Он перенес Анфису в зал и положил на мягкий диван, а сам вернулся в кухню и варил курицу, приговаривая, что теперь лично займется лечением и выкармливанием Анфисы… и все постепенно образуется: выпадет первый снег и принесет выздоровление нашей девочке. Быстро поправившись, она непревзойденным по красоте и скорости бегом покорит все поля, переловит всех зайцев и нападет на самого серого волка, который ее страшно испугается…

Я и сын находились в зале рядом с Анфисой и слушали доносившиеся из кухни слова мужа, затаив дыхание. Мы видели, как Анфиса поставила ушки и отвела их в сторону кухни — с засиявшей в глазах всепобеждающей надеждой она ловила каждое слово супруга. В ней вспыхнула мечта.

Мечта умирающей борзой проносилась в виде волнующих образов перед ее угасающим взором. И главными образами мечты нашей борзой были мы — люди, которые всегда восхищались, гордились ею и любили ее. Барышня Анфиса мечтала перед уходом в вечность… и даже не догадывалась, что сама была воплощенной мечтой.

Ветеринар все обещал приехать и все не приезжал. Я названивала ему каждые полчаса, и так — до одиннадцати вечера. Я просила его усыпить Анфису до того, как у нее начнется агония, но поняла, что ветеринар не хочет этого сделать. Позже он признался мне, как тяжело ему дается умерщвление животных. Своих пациентов он воспринимает маленькими беззащитными детьми. Когда ему приходится останавливать их жизнь, он чувствует, что грешит. В будущей жизни ветеринар видит себя собакой, которую когда-нибудь, да усыпят. Исповедь ветеринара я услышала спустя год и простила ему тот страшный вечер, в который он не приехал и не избавил мою бедненькую Анфису от последних невыносимых мучений. Я простила его, потому что нам — людям — предначертано прощать, и чем раньше мы прощаем, тем лучше для нас и наших близких.

Анфиса начала истошно вопить. Не слушающимися руками я сделала ей подряд два обезболивающих укола. Девочка успокоилась.

В одиннадцать часов я принесла Анфисе куриного бульона, но она от него отказалась, зато с удовольствием поела с ложечки яблочного пюре и запила его теплым чаем. После приятной трапезы ей сделалось хорошо. Недаром говорят, что перед смертью наступает облегчение. Анфиса перевернулась на спину и принялась заигрывать со мной, мужем и сыном, протягивая по очереди каждому из нас переднюю лапу. Девочка широко улыбалась. Она интуитивно воспользовалась временной передышкой, чтобы попрощаться с нами. Мы целовали нашу борзую и ее лапку, не сводили с девочки мокрых и любящих глаз и не отходили ни на шаг…

В одиннадцать часов пятнадцать минут Анфисе сделалось совсем худо. Ее сердечко забилось с сумасшедшей скоростью. Она тонко закричала, бессильно сползла с дивана, неуклюже попыталась подняться на ноги и не смогла. Тогда мужественная Анфиса поползла. Она ползла на кухню, где любила полежать в былые добрые времена и разузнать по парящим там запахам, что будет на ужин. Муж помог ей добраться. Анфисушка распласталась на кухонном полу.

Сестре на помощь примчался Наян. Наян склонил к ней голову, и их взгляды слились в немом любовном прощании. В глазах обоих замерла леденящая душу тоска. Они ощутили стремительное приближение неминуемой разлуки.

Через какие-то секунды бархатные глазки Анфисы отстранились от брата и уставились в точку на стене. На самом деле они смотрели сквозь стену, а точка та находилась далеко за стеной — в другом измерении, не известном нам, но уже известном Анфисе…

Я заметила, что Анфиса — моя любимая, дорогая, единственная, родненькая Анфиса — перестала дышать. На часах было двадцать семь минут двенадцатого. Близилась полночь. Я закричала мужу, что Анфиса не дышит, и как он может не чувствовать этого, разве ему все равно?! Я взывала к супругу, словно жизнь Анфисы находилась в его руках. Муж глянул на меня полными слез и жалости глазами и склонился над борзой. Он нежно погладил ее грудь, и тогда Анфиса задвигала головой: с неимоверным усилием она сделала два выдоха — точно вытолкнула ненужный ей теперь воздух — и замерла навечно. Анфиса испустила дух. ОНА УМЕРЛА…