Дэвид Митчелл - Тысяча осеней Якоба де Зута

Обездоленная мать шепчет:

– Но… – и затуманенным взором смотрит на аптекаря.

Орито поддерживает никнущую голову подруги и бережно укладывает оглушенную снадобьем Яёи.

Настоятельница Идзу и мастер Судзаку выходят из кельи, держа каждый по украденному ребенку.

Удзаэмон опускается на колени у постели отца:

– Сегодня, отец, вы немного… бодрее.

– Оставь цветистое вранье женщинам: они лгут как дышат.

– Нет, правда, отец! Когда я вошел, румянец у вас на лице…

– На моем лице румянца меньше, чем у скелета в голландской больнице Маринуса.

Тощий отцовский слуга Саидзи пытается раздуть угасающий огонь в очаге.

– Итак, ты отправляешься в паломничество в Касиму, помолиться за болящего отца, среди зимы, один, без слуги – если можно сказать, что эти дармоеды «служат». Весь город будет восхищен твоим благочестием!

«Город будет глубоко шокирован, – думает Удзаэмон, – если когда-нибудь узнает правду».

Кто-то отскребает жесткой щеткой каменные плиты пола в прихожей.

– Отец, я не для того еду, чтобы мною восхищались.

– Истинные ученые, как ты мне объяснял, презирают «магию и суеверия».

– Сейчас, отец, я стараюсь шире смотреть на вещи.

– О-о? Значит, я нынче… – Его прерывает раздирающий кашель.

Удзаэмону представляется рыба, бьющаяся на палубе. Он в нерешительности: надо бы помочь отцу сесть, но для этого пришлось бы его коснуться, что совершенно недопустимо между отцом и сыном высокого ранга. Саидзи подходит помочь, но приступ миновал, и Огава-старший прогоняет слугу взмахом руки.

– Значит, я нынче – один из твоих «эмпирических опытов»? Ты намерен прочесть в Академии лекцию об эффективности лечения Касимой?

– Когда переводчик Ниси-старший заболел, его сын совершил паломничество в Касиму и три дня там постился, а когда вернулся домой, оказалось, что отец не только чудесным образом выздоровел, но и прошел пешком ему навстречу до самой Магомэ.

– А потом подавился рыбьей костью на празднике по случаю своего исцеления.

– Я попрошу вас весь предстоящий год есть рыбу с особой осторожностью.

Ростки огня в жаровне крепнут и брызгают искрами.

– Смотри, не предлагай богам годы своей жизни ради сохранения моей…

«Неужели ворчливая нежность?» – изумляется Удзаэмон.

– До этого не дойдет, отец.

– Если только жрец не поклянется, что ко мне вернутся силы. Ребра человека не должны становиться тюремной решеткой. Лучше встретиться с предками и Хисанобу в Земле Блаженства, чем сидеть здесь взаперти с бабьем, дурачьем и лизоблюдами.

Огава Мимасаку смотрит на алтарную нишу – буцудан , – где стоит похоронная табличка и веточка сосны в память о его родном сыне.

– Для людей коммерческого склада Дэдзима – золотая жила, даже при нынешнем упадке торговли с Голландией. Но для тех, кого ослепило… – Мимасаку произносит голландское слово «Просвещение», – все богатство возможностей пропадает втуне. О нет, в Гильдии будет заправлять семейство Ивасэ. У них уже пять внуков!

«Спасибо тебе, – думает Удзаэмон, – за то, что облегчил мне уход из дома».

– Простите, отец, если я вас разочаровал.

– С каким злорадством, – глаза старика закрываются, – жизнь рвет в клочки наши тщательно продуманные планы.

– Время года такое плохое, муж мой. – Окину стоит на коленях на краю приступки в прихожей. – Оползни, снег, лед и грозы…

– Весной для отца будет уже поздно, жена. – Удзаэмон садится и накручивает на ноги обмотки.

– Разбойники зимой голоднее и от голода смелеют.

– Я пойду по главному тракту Саги. У меня при себе меч, а до Касимы всего два дня пути. Это не Хокурикуро, или Кии, или еще какое-нибудь дикое и беззаконное место.

Окину озирается, словно испуганная косуля. Удзаэмон и не помнит, когда его жена в последний раз улыбалась. «Ты заслуживаешь лучшего мужа», – хочется ему сказать. Его рука сжимает сумку из промасленной ткани; в сумке два кошеля денег, несколько векселей и шестнадцать любовных писем, которые присылала ему Аибагава Орито во время их ухаживания.

Окину шепчет:

– Когда вы уезжаете, ваша матушка меня со свету сживает.

«Я – ее сын, – мысленно стонет Удзаэмон, – и твой муж, а не посредник между вами».

Тут появляется Утако, материна прислужница и шпионка, с зонтиком в руках.

– Обещайте, муж мой, – Окину старается скрыть свои истинные тревоги, – что не рискнете переправляться через залив Омура в дурную погоду.