Виктория Хислоп - Возвращение

– Что это за дети? – спросила Соня.

– Родственники со стороны твоей матери, – ответил отец скупо.

Соне было уже пора. Они с отцом обнялись.

– Пока, милая, рад был с тобой повидаться, – улыбнулся он. – Желаю повеселиться на танцах!

Пока Соня добиралась домой в тот день, в воображении молодой женщины теснились картинки из прошлого: как ее родители скользили по танцполу. Пожалуй, сегодняшнее открытие проливает свет на то, почему она не может представить свою жизнь без уроков танцев.

Несколько минут Соня хранила молчание: она неспешно пережевывала свой обед в кафе Гранады, капая на стол вокруг себя помидорной мякотью и роняя крошки. Она подняла глаза, и взгляд ее зацепился за серию дешевых, написанных маслом картин, изображавших женщин в длинных платьях с огромными воланами и оборками, – растиражированный образ Испании, клише, но каждый ресторан и кафе города прилежно его поддерживал.

– Ты серьезно хочешь учиться у них фламенко?

– Ну да.

– А тебе не показалось, что танец этот уж больно непростой?

– Меня интересуют только самые основы, – с уверенностью заявила Мэгги.

– Что бы это ни значило, – отозвалась Соня.

Ей казалось, что во фламенко не может быть ничего основного или второстепенного, это отдельный мир, и Соню немного задевало, что Мэгги не поняла этого.

– Да чего ты так взъелась-то? – раздраженно спросила Мэгги.

– Ничего я не взъелась, – ответила Соня. – Просто мне кажется, ты все равно что наши соотечественники, которые приезжают сюда по дешевой турпутевке и интересуются, где здесь можно поучиться на тореадора. Непохоже, чтобы все было вот так просто.

– Ну и ладно. Ты, может, и не хочешь заниматься фламенко, но меня ведь это не остановит?

Подруги редко настолько расходились во мнениях, и стоило такому случиться, это становилось неожиданностью для обеих. Соня не могла объяснить себе, почему ее так раздражало отношение Мэгги и ее самонадеянная уверенность в своей способности проникнуть в верхний слой этой чужой для нее культуры, однако чувствовала скрытое за таким отношением неуважение.

Они доедали свой обед в тишине, и Мэгги наконец не выдержала.

– Может, по кофе? – предложила она, желая разрядить обстановку.

– Кон лече [17] С молоком (исп.). , – улыбнулась Соня.

Подруги не могли дуться друг на друга подолгу.

Когда яркий послеполуденный свет начал сменяться мягким охристым сиянием, Соня и Мэгги вернулись к себе в гостиницу. Улицы словно вымерли; пробки исчезли без следа, магазины оставались наглухо закрытыми. Женщины тоже решили последовать заведенному в Испании распорядку дня: устроить себе сиесту и поспать пару часов. Прошлой ночью Соня едва сомкнула глаза и сейчас чувствовала себя разбитой.

Хотя занавески едва ли защищали комнату от солнца, ничто не могло помешать Соне провалиться в глубокий сон. Обычно гудки автомобилей, вой полицейских сирен или хлопанье дверей в коридоре легко могли ее разбудить, но на сей раз ее блаженное забытье продлилось несколько часов.

Когда подруги проснулись, наступили сумерки и солнечные лучи больше не заливали комнату. В этом и заключается главный недостаток сиесты: приходится вылезать из постели как раз тогда, когда меркнущий свет говорит твоему сознанию и телу, что пора укладываться спать.

Теперь глаз не разлепить было уже Соне, Мэгги же бодро спрыгнула со своей кровати.

– Соня, поднимайся, пора выходить!

– Выходить? Куда?

Полусонная, с осоловелым взглядом и спутанными мыслями, она растерянно балансировала на грани сна, не в состоянии сообразить, где сейчас находится.

– Разве мы сюда не за этим приехали? Не за танцами?

– Танцевать? Хм-м-м…

С недосыпа собственное тело казалось ей неподъемным. В висках стучало. Она слышала, как плещется в душе Мэгги, напевает что-то, насвистывает, мурлычет; довольство жизнью, которое она щедро излучала, казалось, ощущается сквозь стену. А вот самой Соне при мысли о вечерних танцах становилось дурно.

Из ванной появилась Мэгги: одно полотенце она закрутила на голове на манер высокого тюрбана, другое туго обернула вокруг себя; их белизна только подчеркнула смуглость ее обнаженных плеч и неприкрытого участка груди. Соня наблюдала за подругой. Было в ней все-таки что-то вальяжное, даже величественное. Мэгги продолжала мурлыкать себе под нос, пока надевала джинсы и белую блузку с оборками, затягивала на талии широкий кожаный ремень. Горячий душ и несколько часов, проведенных тем днем на солнце, придали ее лицу мягкое сияние. Женщина казалась погруженной в свои мысли и будто бы забыла о Сонином присутствии.