Виктория Хислоп - Возвращение

Кармен переводила то, что говорила леди Гринэм.

– Никакой беготни по коридорам… Зашли в дом из сада – сняли обувь… Гостиная и библиотека для вас под запретом… Собак не разыгрывать…

Они слушали молча.

– Ребята, вам понятны все эти правила? – уточнила Кармен в попытке разрядить обстановку.

– Си! Си! Си! – дружно закивали они.

– А теперь я покажу, где вы будете спать, – сказал сэр Джон.

С громким топотом дети начали подниматься за хозяевами по широкой, не застеленной ковровой дорожкой лестнице.

Леди Гринэм вдруг остановилась. Обернулась. Дети тоже замерли.

– Мне кажется, одно правило мы уже нарушили, не так ли?

Кармен вспыхнула.

– Да-да. Прошу прощения, – извиняющимся тоном проговорила она. – А теперь, ребята, спуститесь вниз и снимите ботинки, пожалуйста.

Они все сделали, как было велено, и теперь их запыленные ботинки лежали беспорядочной кучей у подножия лестницы.

– Потом покажу вам, куда их следует складывать, – сказала леди Гринэм и продолжила путь к их спальням, громко цокая по коридору собственными туфлями-лодочками.

Мерседес заметила одно: стоило им переступить порог этого дома, как все тепло чудного дня, которым они наслаждались по дороге сюда, осталось снаружи.

Мальчиков поселили в комнате на первом этаже, с высокими потолками, огромными подъемными окнами и большим выцветшим персидским ковром. Девочкам отвели две отдельные, пропахшие затхлостью комнаты на чердаке, в которых когда-то жили слуги. В каждой стояло несколько кроватей, на которых им всем предполагалось уместиться. Кармен с Мерседес предстояло спать с девочками валетом.

Наступило время ужина. Поначалу экономка миссис Уильямс держалась столь же неприветливо, как и ее хозяйка. На кухне она их засыпала всевозможными «нельзя».

– Нельзя оставлять на столе свои тарелки. Нельзя стучать приборами. Нельзя переводить продукты. Нельзя подкармливать собак объедками. Нельзя смывать очистки в раковину. Нельзя садиться за стол, не помыв руки.

Каждое «нельзя» сопровождалось пантомимой, демонстрирующей запрещенное действие. А потом она улыбнулась – широкой улыбкой, в которой участвовало все ее лицо, включая глаза, рот и ямочки на щеках. Дети тут же поняли, что у этой женщины доброе сердце.

В роскошной столовой, где с потолка свисали покрытые слоем грязи хрустальные люстры, был накрыт длинный стол, на котором зеленый фарфор от Вулворта нелепым образом соседствовал с жестяными кружками. Вряд ли леди Гринэм пришло бы в голову кормить этих маленьких иностранцев со своего лучшего костяного фарфора.

Вначале им подали какое-то блюдо из рубленого мяса, за которым последовал пудинг из тапиоки. Жирное первое большинство детей еще смогли в себя затолкать, а вот с тапиокой вышла заминка. Некоторые едва сдерживали рвотные позывы, а Палому так и вовсе вывернуло на пол. Кармен с Мерседес тут же бросились убирать за ней. Никак нельзя было допустить, чтобы об этом прознала леди Гринэм, поскольку подобная неприятность могла послужить доказательством того, каким сумасбродством было со стороны ее мужа пригласить сюда этих детей.

Экономке, несмотря на всю свою преданность хозяевам дома, не хотелось, чтобы у недавно приехавших гостей возникли неприятности, поэтому женщина помогла убраться и пообещала никому не говорить о произошедшем. Впредь она будет использовать что-то именуемое манкой вместо тапиоки.

На следующий день после завтрака, состоящего из хлеба с маргарином, детям разрешили обследовать окрестности. Они растерялись, не понимая, где проходят границы поместья. Дом окружал регулярный сад с заросшими газонами и обложенными кирпичом цветниками, на которых сорняки вели впечатляющую борьбу с розами и, как видно было по их численному перевесу, похоже, побеждали. Манил своей загадочностью и огромной провал; судя по брошенной посередине его гребной лодке с отсутствующим теперь дном и торчащими из грязи наподобие флагштоков веслами, здесь когда-то располагалось искусственное озеро. Некоторые из детей попытались его обойти, но обнаружили, что дорожка заросла, став совершенно непроходимой. С одной стороны за озером простирался лес, а с другой – тянулись поля, где местами паслись коровы.

В саду обнаружился небольшой павильон – архитектурный каприз, явно служивший местом уединения для какого-то любителя живописи. Он был круглым, так что свет поступал внутрь со всех сторон. К стене был прислонен мольберт, а старый стол оказался замаран масляными красками, тюбики с которыми так на нем до сих пор и лежали. В чашке ручками вверх стояли кисточки. Сюда уже много лет никто не заглядывал. Две старшие девочки, Пилар и Эсперанса, отыскали в этом очаровавшем их секретном уголке немного бумаги и угольков. Бумага отсырела, но ее все еще можно было использовать, и они принялись рисовать. Минуты сменялись часами, а девочки все сидели там, полностью погрузившись в свое занятие.