Виктория Хислоп - Возвращение

Было жарко. Настолько, что могло показаться, будто они снова дома. Вокруг них тянулись пока еще не убранные поля, бледные и засушливые, а небо было ясное, ярко-голубое. В кустах буддлеи, в изобилии росших вдоль дороги, грелись на солнце бабочки, и детки помладше визжали от восторга, когда над их головами порхали красные адмиралы. Они собирали лютики и ромашки с обочин, придумали песенку. Они шли, не замечая времени, даже о своих тяжелых сумках думать забыли.

Мерседес первая дошла до изгиба дороги, за которым открывался вид на дом. Она встречала в книгах картинки старинных английских усадеб, поэтому имела некое представление о том, как они выглядят, но ей бы и в голову никогда не пришло, что одна из них станет однажды ее домом. Уинтон-Холл был выстроен из камня песочного цвета и имел такое количество дымоходов и башенок, что не все младшие дети смогли бы их сосчитать.

– Ух ты! Волшебный замок! – воскликнула Палома.

– Мы будем жить здесь с новым королем? – спросила ее подружка.

Хозяева поместья наблюдали за их приближением из комнаты на втором этаже и сейчас стояли в ожидании на верхней ступени крыльца. У их ног сидели два спаниеля.

Сэр Джон и леди Гринэм могли похвастать всеми приличествующими мелкопоместным дворянам в Англии атрибутами, за исключением благосостояния. Уинтон-Холл был построен еще дедом сэра Джона, богатым промышленником, но за все те годы, что в нем жили последующие поколения, особняк начал ветшать.

– Добро пожаловать в Уинтон-Холл, – сказал хозяин дома, спускаясь с крыльца, чтобы поприветствовать гостей.

Кармен была единственной в их группе, кто хоть сколько-нибудь говорил по-английски. Дети за время своего пребывания здесь выучили несколько слов, но беседу поддержать не могли.

Мерседес знала только, как сказать «здравствуйте» и «спасибо». Оба слова пришлись сейчас как нельзя кстати, и она ухитрилась их худо-бедно пролепетать.

Леди Гринэм осталась стоять на крыльце, равнодушно оглядывая прибывших. Не ей в голову пришла мысль пригласить сюда беженцев. Это была взбалмошная затея ее супруга. Он приходился дальним родственником грозной герцогине Атольской, основательнице Комитета помощи баскским детям; теперь, когда лагерь расформировывали, она по всей стране подыскивала им дома. Леди Гринэм ясно помнила, как впервые услышала о плане своего мужа открыть перед беженцами двери их дома.

– Ну же, давай выручим бедняжек! – увещевал он. – Всего ненадолго.

Он как раз вернулся из Лондона, где проходило собрание, на котором «красная герцогиня» – так ее прозвали – пыталась заручиться поддержкой в своем начинании.

У сэра Джона было доброе сердце, и он не мог придумать ни одной причины, почему бы им не пригласить группу безобидных маленьких испанцев занять несколько все равно пустующих пыльных комнат. Своих детей у них никогда не было, и в коридоры этого дома давно уже не заглядывала ни одна живая душа, за исключением случайно забежавшей мыши.

– Ну что ж, ладно, – с неохотой согласилась супруга. – Но чтобы никаких мальчишек. Только девочки. И тех не слишком много.

– Боюсь, этого пообещать не могу, – твердо ответил он. – Братьев и сестер разделять нельзя.

Леди Гринэм все это было не по душе с самого начала. Несмотря на то что их дом пребывал в состоянии пыльного запустения, она продолжала им безмерно гордиться. Они давно уже распустили слуг, державших усадьбу в безукоризненной чистоте, осталась только близорукая экономка, которая изредка смахивала в углах паутину. И все равно леди Гринэм не забывала о былом величии особняка и своем положении его хозяйки.

Дети гуськом поднялись по ступенькам и вошли в холл, тараща сделавшиеся большими и круглыми, точно плошки, глаза. Со стен на них смотрели темные портреты. Палома захихикала.

– Глянь на него, – прошептала она Энрике, указывая на одно из фамильных полотен. – Какой толстый!

Своим замечанием она заслужила неодобрительный взгляд Кармен. Хотя учительница была уверена, что хозяева не поняли слов девочки, в причине ее веселья сомневаться не приходилось.

Натянутая улыбка на лице леди Гринэм поблекла.

– Итак, дети, – начала она, нисколько не смущаясь оттого, что они ее совершенно не понимали, но повысив голос на случай, если так будет доходчивей, – давайте-ка установим некоторые правила поведения.

Они обступили леди Гринэм. Мерседес в первый раз смогла рассмотреть англичанку поближе. На вид она была приблизительно одного возраста с Кончей, где-то лет сорока пяти. Ее муж, чьи рыжеватые пряди не прикрывали толком плешь на лысеющей голове, был, наверное, несколькими годами старше супруги. Его кожа была густо усыпана веснушками, и Мерседес старалась слишком уж на него не глазеть.