Виктория Хислоп - Возвращение

Антонио подумал о сестре. Где сейчас Мерседес? Новостей ждать было неоткуда. Он продолжал отправлять хитро закодированные послания тете Розите на случай, если ей представится возможность передать их его матери. Не исключено, что Мерседес могла быть где-то на этих пляжах. Интересно, нашла ли она Хавьера и не бросила ли танцевать? На мгновение Мерседес показалась ему более реальной, чем танцующая перед ним женщина. Глубокая морщинка между насупленных бровей женщины напомнила ему о том, какой сосредоточенный вид имела сестра, когда танцевала. На этом сходство между ними заканчивалось, если только образ Мерседес, который хранился в его памяти, все еще совпадал с реальным. Может, ее черты уже утратили детскую округлость и она стала теперь похожа на птицу, как и это отощавшее существо перед ним. Хотел бы он знать…

К концу булерии , веселого танца, который казался здесь таким инородным, сквозь толпу протиснулся вперед чумазый, сопливый мальчонка.

– Мама! Мама! – хныкал он, пока байлаора не подхватила его на руки и не исчезла в одной из дальних палаток, снова вспомнив, кто она и где находится.

Прошло несколько недель, и французы объявили программу переустройства. Новая цель вызвала всплеск деятельности. Крепким мужчинам, таким как Антонио и Виктор, было поручено разобрать убогий палаточный городок и начать строительство деревянных хижин, один аккуратный ряд за другим. Физическая работа совершенно их поглотила, однако она же растревожила душу. Даже сжигание старых ковров, некоторые из которых беженцы протащили на себе через горы и под которыми теперь ютились, стало болезненным расставанием с прошлым. Новые бараккас , может, и лучше защитят от непогоды, но веяло от них каким-то тягостным ощущением постоянства.

– Выходит, это теперь наш дом, так? – бурчали многие.

Они воспринимали этот лагерь как свое временное пристанище, место, где задержатся, пока не найдется что-то более подходящее. А тут вдруг все стало выглядеть так, словно они могут остаться здесь навсегда.

– Мы не ссыльные, мы заключенные, – решительно провозгласил Виктор. – Надо выбираться отсюда.

– Уверен, они скоро разберутся, что с нами делать, – заверил его Антонио, хотя сам был полностью с ним согласен.

– Но нельзя же и дальше делать вид, будто мы нашли здесь какую-то тихую, уютную гавань! – не унимался Виктор, в котором упрямо бурлила присущая юности воинственная горячность. – Разве нам не стоит попытаться вернуться в Испанию? Господи, мы же здесь просто просиживаем штаны за картами да слушаем стихи Мачадо! [78] Антонио Мачадо-и-Руис (1875–1939) – испанский поэт; во время гражданской войны оставался верен Республике.

Виктор был прав. Они были узниками этой тюрьмы под открытым небом. В тот момент единственным способом выбраться оттуда было наняться в рабочий отряд. Мужчин загоняли в грузовики для перевозки животных и увозили за много миль в неизвестном направлении, там их осматривали, как скот, оценивая крепость, и сдавали внаем, где их использовали на тяжелых физических работах, например ремонте автомобильных и железных дорог или обработке земли. Это едва ли можно было считать свободой. Скорее походило на рабство.

Как и многие из тех, у кого имелся военный опыт, Антонио прикинул, что если останется в лагере, то у него с большей вероятностью получится вернуться обратно через горы и продолжить борьбу с Франко. К тому же он чувствовал, что не может бросить обучать группку малышни: они собирались каждый день поглазеть на то, как он выводит на песке разные буквы. Антонио был готов на что угодно, лишь бы не оказаться в сотнях километрах от лагеря в незнакомой французской деревушке, ходящим в бесплатных батраках у неприязненно настроенных людей, которые едва терпели его присутствие в своей стране, и не более того.

Антонио и так жалел о том, что несколько недель назад покинул Испанию. Убегая из Барселоны, он увязался за направлявшейся на север толпой. И с тех пор не находил себе места. Может, лучше было повернуть на юг, в сторону Мадрида? То, что представлялось сначала страховочным тросом, обернулось петлей аркана, которая хорошенько на нем затянулась.

Многих ополченцев не оставляла вера в то, что, пока Мадрид стоит, не все еще потеряно, и потому им нужно быть там, чтобы защитить то, что еще уцелело. Для некоторых выжить значило смириться. Они начали встречать восход солнца, чтобы насладиться скоротечным, но впечатляющим своей красотой мгновением, когда можно было бросить взгляд на ту сторону и увидеть, как сквозь туман проступают очертания родины. Она казалась такой близкой, будто до нее можно было дотянуться рукой.