— А кто в состоянии? Эдвард, пожалуйста, мы уже обсуждали это! Не надо снова…
В этот раз ее просьбы абсолютно не трогают. Ровно как и попытка разубедить. Крик Карлайла и его обвинения смотрятся более правдоподобно, чем беллины отнекивания.
— Сколько? — только и спрашивает он.
— Чего сколько?..
— Денег. Сколько ты взяла денег.
— Эдвард…
Он качает головой. Ничего, кроме ответа, не просит. И уж точно не хочет.
Белле приходится это признать. И сдаться.
— Сто восемьдесят.
Мужчина кивает. По-деловому.
Через полминуты на столе уже лежат двести долларов, оставшиеся, по велению Пиджака, как напоминание о «драгоценной» ночи. Как раз между тарелок.
— Этого хватит, чтобы вернуть.
— Эдвард, пожалуйста, — миссис Каллен предпринимает вторую попытку, глотая слезы, — я не хотела, чтобы он снова думал… ты же знаешь, я не хотела ссорить вас опять… прости, ну пожалуйста, пожалуйста, прости меня!
— Сейчас же верни Элис деньги.
— Да, да, конечно, — Белла поспешно оглядывается в поисках своего телефона, быстро-быстро кивая, — я верну, сегодня же. Только не обижайся на меня…
Она выглядит невыразимо хрупкой сейчас. Волосы спутались, потускнели, кожа из бледной приобрела едва ли не сероватый оттенок, а большие карие глаза в слезах. В тяжелых и болезненных, как и полагается. А остальное тело… голубой халат на нем просто висит.
Но даже этого сегодня слишком мало, дабы остановить Эдварда.
— Куда ты? — испуганно зовет жена, догоняя его, когда идет к двери.
Не отвечает. Даже не думает.
— Эдвард, — умоляюще заглядывает в глаза, хватая за рукав наспех накинутого пальто, — не надо… не надо, пожалуйста!
Панически боится его ухода, как совсем недавно он боялся ее. Между ними есть различие, он был прав. И это различие не в поле, а в отношении.
Она осталась бы, даже если бы была зла, как черт. Даже если бы он предал ее, что едва не сделал вчера, осталась.
А он нет. Для него это было слишком сложно, как бы эгоистично подобное ни прозвучало.
Кажется, Белла начинает понимать это. Отпускает его руку. Обреченно становится возле стены.
— Не бросай меня, — предпринимая последнюю попытку, тихонько просит, цепляя серый взгляд.
Но услышав хлопок двери, закрывает глаза руками. Плачет.
* * *
У Эдварда болит голова, а во рту сухо. Его пальцы, что есть мочи сжавшие ручки скамейки, дрожат. И дождик, моросящий не меньше часа, постепенно пробирается под пальто. Вынуждает мерзнуть.
Мужчина не решается шевельнуться или вздохнуть. Не решается попытаться подняться и уйти… вернуться домой.
С замиранием сердца каждый раз, когда рядом слышится незнакомый голос, он шумно сглатывает, усилием воли сдерживая крик.
На центральной аллее, расположившейся в километре от их дома, давно зажглись фонари. Лавки закрылись, лотки пропали, а фонари — зажглись. И никого, кроме них и горящих окон сверху, здесь не должно было быть, Каллен знал. Потому и пришел сюда. Потому и выбрал это место.
Заняв крайнюю скамейку и с любопытством наблюдая, как отражаются в луже фонари здесь и на соседней улице, он успокаивал дыхание, делая глубокие вдохи-выдохи и заново проигрывал недавний разговор с отцом. По строчкам. По фразам. По буквам.
Карлайл никогда не был им доволен. Ни в детстве, ни сейчас — хотя уверял, что любил. Так почему же теперь это воспринимается так болезненно? Почему и без того стертая в порошок мужественность еще что-то да значит? Или это все из-за Беллы? Из-за ее несдержанного обещания?
Эдвард не может понять. Не может, потому что не привык к тому, что после беседы с Карлайлом глаза щиплют слезы, а в горле неприятно першит. В разрезе случившегося любое подобное поведение донельзя сильно коробит. Надо найти выход…
Пару раз за это время Каллен намеревался позвонить отцу. Позвонить и, поддавшись глупому порыву, высказать все, что о нем думает. И те же пару раз, поворачивая на полпути — сбрасывая вызов, — оставлял эту затею.
Не решался.
«Ты не в состоянии прийти на праздник к брату из-за работы».
Из-за работы… господи, лучше бы это была работа. Лучше все вокруг было работой, от которой можно отказаться и про которую можно было бы забыть. Он бы с непередаваемым удовольствием написал заявление об увольнении и разделался с этим раз и навсегда.
Но не выйдет. Но невозможно.
Дома ждет Белла, в стеклянном офисе — Элиот Паркер, а за сотню километров — семья. Они все претендуют на его внимание, и ни от кого из них он не в состоянии отказаться. Никак.
Читать дальше