Давид Фонкинос - Две сестры

– Ах… извините… сколько я вам должна?

– Два евро семьдесят.

Матильда, все так же, на ходу, стала нашаривать кошелек в кармане пальто, не отрывая взгляда от Ирис. Она была в панике: ее задерживали в самый важный момент. Наконец она вытащила из кошелька купюру в пятьдесят евро, сунула ее девушке и побежала, не дожидаясь сдачи.

На первом перекрестке Ирис повернула направо. Матильда боялась потерять ее из виду, ей было трудно дышать: лекарства отняли у нее все силы, всю энергию. Наконец она разглядела впереди свою цель и слегка успокоилась. Еще несколько быстрых шагов, и она поравняется с Ирис, сможет с ней заговорить. Но в этот момент у нее появилось другое желание – проследить за соперницей. В глубине души Матильда с самого начала сознавала, что ей нечего сказать и уж тем более нечем пригрозить. Все это вело в тупик, да, именно в тупик, который и ждал ее в будущем. Но тогда… что же делать? Она не хотела отказываться от своего плана. Ирис неодолимо притягивала Матильду. И так же как некоторые люди часами отлавливают в соцсетях тех, кого любят, так и она, Матильда, упорно продолжала идти следом за Ирис. Кто знает, может, у той назначено свидание с Этьеном? Может, она встретится с ним возле его офиса и они вместе пойдут в ресторан или в кино, да мало ли еще куда, им ведь нужно столько рассказать друг другу, чтобы наверстать потерянные годы.

Матильда мысленно задержалась на этом выражении – наверстать потерянные годы. Так говорят о двух людях, которые давно не виделись. Но в данном случае эти слова – потерянные годы – относились не к ним. А к ней.

Матильда едва поспевала за Ирис, ноги с трудом несли ее. Несомненно, из-за лекарств. А эта девка шла так быстро – еще бы, ее буквально окрыляла радость. Счастье человека нетрудно определить по его походке. Если он торопится, это добрый знак – значит его где-то ждут. Ирис направлялась в сторону Пигаль; вполне вероятно, что она хотела встретиться с Этьеном на площади Клиши. Да, наверняка там. Но Матильда воспрепятствует этому. Испортит безмятежную картину их счастья. Чем упорнее она об этом думала, тем трудней ей было идти. А Ирис шагала все энергичнее. Почти бежала. Хотя нет, она двигалась вполне ритмично. Но тогда почему же расстояние между ними все время растет? Теперь Матильде приходилось бежать, чтобы не потерять ту, другую, из вида. Бежать… да, бежать… Но как? Она была неспособна заставить свое тело двигаться быстрее, оно безнадежно отяжелело. И Матильда, собрав последние силы, кинулась вперед, к проезжей части.

Громко взвизгнули тормоза, раздался глухой звук столкновения.

Матильда перебегала улицу, даже не глядя на автомобили.

Женщина, сидевшая за рулем одной из машин, успела затормозить в самый последний момент, едва не сбив ее.

Перепуганная Матильда упала навзничь. Вокруг нее тут же собралась толпа. Ее пытались поднять, это было нелегко – тело оказалось очень уж тяжелым. Наконец удалось посадить ее на скамейку в ожидании «скорой». Матильда была в шоке, да и водительница тоже, она подбежала к ней и, заикаясь, пролепетала: «Как же вы переходите улицу, не глядя… я ведь могла вас… и что тогда было бы?..» Окружающие укоризненно смотрели на нее, словно хотели сказать, что сейчас не время упрекать эту несчастную, хотя «конечно, вы тоже перепугались, еще бы – чуть не убили человека!». Матильда подняла голову и взглянула на женщину. Она не могла вымолвить ни слова, точно ребенок, виноватый в серьезном проступке.

После этого несчастного случая все как будто пришло в норму. Иными словами, в прежний беспорядок. Большую часть времени Матильда проводила в постели, лишь изредка включая телевизор, чтобы посмотреть какие-нибудь пошлые передачи, которые не будили бы ее интеллектуальные способности; глупость сейчас служила ей бальзамом для разума.

Она решила не принимать лекарства накануне своего возвращения в лицей: лучше уж не выспаться, чем явиться туда совсем осоловевшей. В конечном счете она довольно легко перенесла бессонную ночь и утром встала счастливой при мысли о том, что снова начнет работать.

Перед тем как встретиться с учениками, Матильда заглянула в кабинет директора – нужно было поблагодарить его за ежедневные послания и поддержку. Она прекрасно понимала, что его озаботила эта история с психиатром, и добавила к словам признательности короткое объяснение:

– Я не должна вам этого говорить, но женщина-психиатр, которая дала мне освобождение от работы, – моя подруга… вернее, если уж совсем честно, соседка по дому.