Давид Фонкинос - Две сестры

Она вошла в кабинет. У Бертье было странное, непривычное выражение лица; он явно плохо владел собой, выглядел растерянным. Сабина гадала, что же он сейчас ей скажет. Это утвердило ее в первом предположении: ее вызвали, чтобы уволить. Ей хотелось привести веские аргументы, произнести пылкую тираду в защиту своего предмета, но она смолкла, в ожидании приговора. Молчание директора показалось ей вечностью, хотя на самом деле оно длилось всего несколько секунд. Ровно столько, сколько ей понадобилось, чтобы сесть. Бертье тотчас заговорил:

– Мадам Ромеро, большое спасибо, что пришли. Я хотел бы обсудить с вами… э-э-э… немного странную вещь.

– Испанский язык?

– Нет-нет, это не имеет никакого отношения к вашей работе. Речь пойдет о мадам Пеше…

– Ах так… – с облегчением выдохнула Сабина.

– Мне кажется, вы с ней очень дружны, не правда ли?

– Да, верно. Ну, то есть мы часто обедаем вместе. А что, у нее какие-то проблемы?

– Н-нет… собственно… она взяла больничный…

– Да, я заметила, что ее не было сегодня утром… но я еще не успела ей позвонить и узнать, в чем дело. Что с ней?

– Вот именно поэтому я и решил с вами поговорить. Может, вы что-нибудь знаете… Я спрашиваю, потому что она необычайно предана своей работе, как вам известно… и за три года ни разу не пропустила занятий… так вот, я немного удивился, когда получил от нее письмо с освобождением на целую неделю…

– Наверно, у нее грипп.

– Да… скорее всего, – ответил он, поняв, что Сабине ничего не известно. Или же она не хочет ничего сообщать.

Бертье не мог позволить себе вмешательства в частную жизнь одного из своих преподавателей, хотя ему не терпелось спросить Сабину, известно ли ей, что Матильда обратилась к психиатру. Тем не менее он воздержался от прямых вопросов и попробовал подойти к теме окольным путем:

– А вы не знаете, может быть, у нее сейчас какие-нибудь личные неурядицы?

– Я… нет, не знаю. По правде говоря, она ведь довольно скрытный человек.

– Согласен… Благодарю вас за помощь, мадам.

– О, не за что. Я не очень-то и помогла. Но я попробую с ней поговорить и, если что-нибудь разузнаю, буду держать вас в курсе…

Сабина покинула кабинет со вздохом облегчения, но при этом в полной растерянности. Что именно хотел узнать директор? Вероятно, до него дошла какая-то информация, которая обеспокоила или удивила его, раз он начал это расследование. Сабина начала вспоминать, когда же она в последний раз болтала с Матильдой и не сказала ли та что-нибудь важное. Нет, ничего необычного.

Каждый вечер Бертье посылал эсэмэски отсутствующей преподавательнице, спрашивая, как у нее дела; она всякий раз отвечала одно и то же: «Очень тронута, я просто нуждаюсь в отдыхе. В понедельник выйду на работу. Не беспокойтесь!» – и подписывалась: Матильда. Эта подпись – только имя – успокаивала директора, более того, вселяла в него чувство, что их духовная близость становится все теснее.

В перерывах между приступами беспамятства, в которое погружалась Матильда, к ней возвращалась ясность мысли, связанная с ее профессиональной жизнью. Это походило на форму сопротивления: какая-то часть рассудка все еще не уступала безумию. Она инстинктивно понимала, что, если хочет продолжать работать в лицее, нужно успокоить директора на свой счет. А это не всегда было легко. Медикаменты погружали ее в странное двойственное состояние полувозбуждения-полулетаргии; ей казалось, что одни пилюли помогают ей просыпаться, а другие усыпляют, – словом, какой-то порочный круг.

В этом сложном состоянии и проходили дни Матильды. Иногда на нее наваливалась такая усталость, что она засыпала прямо на полу коридора, ведущего в комнату. А потом, разбуженная демонами ревности, начинала одержимо выискивать в компьютере любые подробности, касавшиеся Ирис. Нужно сказать, что Матильда отнюдь не была привержена современной компьютерной технике: готовясь к своим урокам, она ходила в библиотеку и могла подолгу разыскивать на книжных полках то, что в один клик нашла бы в Интернете, сидя на диване. Прежде она никогда не гуляла по «Фейсбуку», и те, кто набирал там ее имя, видели только пустую аватарку.

Теперь же все переменилось: Матильда могла часами рассматривать в «Инстаграме» фотографии соперницы. Они доводили ее до бешенства, причиняли невыносимую боль, но временами эта боль доставляла ей странное наслаждение – хотелось, чтобы она никогда не кончалась, хотелось смотреть на них еще и еще, наслаждаться призрачной властью над ними. Уходя в соцсеть все дальше и дальше вспять по времени, она даже наткнулась на фотографию Ирис и Этьена. Семь лет назад. Возвращение к истокам. Они стояли на пляже, с сияющими улыбками. Это была их Хорватия. Может, они и сейчас там. Но этого Матильда узнать не могла. Слава богу, у Ирис хватило такта не размещать новые снимки в соцсетях; с тех пор как она встретилась с Этьеном, их там уже не было.