Леонид Пузин - Луна в Водолее [СИ]

А между тем, сделавшийся словоохотливым от выпитой водки — представившийся Юрием — бродяга продолжал уже не совсем по теме:

— А вас я, девушка, тоже знаю. Вы ведь артистка — правда? Видел. И здесь, и в театре. Только вот как зовут…

— Татьяна, — с неподражаемым профессиональным кокетством ответила молодая женщина, на мгновенье полупривстав с лавочки, — Татьяна Негода. Артистка — правильно. А в театре, скажите, Юрий, вы меня видели в какой роли?

Для бродяги сей «мудрёный» вопрос оказался несомненным «перебором» и, игнорировав его, он вернулся на надёжную бытовую почву:

— Татьяна, значит… А Алексею, Татьяна, простите меня, вы кем приходитесь?

Несмотря на неуклюже вставленное «простите меня», столь бесцеремонное проявление любопытства показалось Окаёмову самым элементарным хамством и, не дожидаясь ответа артистки, он достаточно резко обратился к «любознательному» бродяге:

— Юрий, немедленно прекратите! Как вам не стыдно! Разве можно у женщины спрашивать, кем она приходится мужчине?! Вам что — никогда этого не говорили?!

Из двух типов реакции — «оправдательного» и «агрессивного», — которые можно было предположить в ответ на резкое замечание астролога, у старого нищего проявился первый — с некоторым сентиментальным уклоном:

— Да я — ничего такого… я же к тому — что Алексея жалко… мне вон — и то… а женщинам… особенно — которые близкие… ну, вот — и спросил поэтому… а если не так — вы уж, Татьяна, меня, пожалуйста, извините. Вы, — быстрый взгляд в сторону Окаёмова, — Лев Иванович, тоже.

Вполне удовлетворённый этим чистосердечным извинением, астролог несколькими словами сгладил возникшую неловкость и, отказавшись от намерения выпытать что-нибудь о гибели друга, (тоже мне — Эркюль Пуаро!) решил прекратить с появлением словоохотливого бродяги сделавшиеся натянутыми «посиделки» во дворике.

— Танечка, нам, кажется, пора? — чтобы их поспешный уход не смахивал либо на бегство, либо, напротив, на «демонстрацию силы», с преувеличенным вниманием глянув на циферблат часов, Окаёмов обратился к женщине. — Ведь дел-то сегодня — жуть!

Сразу понявшая Льва Ивановича и сразу с ним согласившаяся артистка подтвердила, да: дел у них на сегодня действительно — уйма. Однако, прежде чем подняться с лавки, Татьяна Негода достала из сумки два полиэтиленовых пакета, переложила в них оставшиеся на тарелке бутерброды и огурцы, посмотрела, приподняв её до уровня глаз, водку в бутылке — пожалуй, больше стакана — и предложила всё это нищему:

— Вот, Юрий. У нас действительно — дел до чёрта. А вы здесь — за Алексея. Ну — на помин души. Выпейте — а?

Поблагодарив артистку, бродяга заверил, что само собой, что на помин души Алексея он выпьет не только здесь и сейчас, но и позже, вечером с Васькой и Фёдором они Алексея обязательно помянут, как следует. Украдут, если надо, но помянут по высшему разряду.

Окаёмов, дабы не потворствовать греху, протянул ловкому попрошайке сотенную купюру — мол, желательно без криминала — и, взяв под руку Татьяну Негоду, решительно направился к подъезду: нет, похоже, на ближайшие два-три часа ему придётся взять в свои руки бразды правления — иначе уже намечающаяся бестолковщина грозит перерасти в совершенный хаос.

На кухне алексеевой квартиры — а входную дверь Татьяна намеренно не заперла, и вошли они очень тихо, не потревожив спящую в большой проходной комнате Валентину — женщина достала из холодильника водку, солёные огурцы и, видимо, заранее приготовленные с изрядным запасом бутерброды. Окаёмов, мысленно похвалив себя за решение перехватить инициативу, переиначил известную шутку Жванецкого, сказав, что в любых количествах алкоголь не вреден лишь малыми дозами и (по праву друга) достал из буфета крохотные («гомеопатические») рюмочки. (Дескать, нам, Танечка, следует поостеречься, день-то впереди намечается — ого!) Слегка смущённая этим, как ей показалось, упрекающим окаёмовским жестом, артистка сочла нужным оправдаться — то ли в его глазах, то ли сама перед собой:

— Простите, Лев Иванович, действительно… с водкой мне следует быть поосторожнее. Это, знаете, после гибели Алексея… какой-то сплошной кошмар… конечно, не только у меня — у всех, кто хоть немного знал Лёшеньку… не говоря уже о Валентине…

— Мне, Танечка, — тоже. И, наверно, поболее твоего. Как говорится, не стоит злоупотреблять алкоголем. Так что из этих рюмок, — астролог бережно повертел между большим и указательным пальцами хрупкую хрустальную штучку, — думаю, самое — то. И, знаешь, большая просьба: крепкого кофе, Танечка, не организуешь — а?