Чжан Мэн-лян - Годы бедствий

— Ай-й-я! Да это никак старина Чжан! — вскрикнул хозяин, повнимательнее всмотревшись в пришельцев.

Действительно, Тянь-бао узнать было трудно: худой, с пожелтевшим лицом, обросший волосами, с горящими глазами, он напоминал злого духа. Хозяин посмотрел на худых оборванных ребятишек, сердце его дрогнуло и он спросил:

— Старина Чжан! Что с тобой стряслось?

У Тянь-бао по щеке скатились две скупые слезинки, руки его задрожали и, посмотрев на хозяина, он с горечью ответил:

— Э-эх! Одним словом всего не скажешь!

Так ничего и не поняв, хозяин проводил Тянь-бао в заднюю часть дома, открыл дверь номера, который они занимали раньше, и сказал:

— Вы так долго не возвращались, что я уже собирался пойти заявить в полицейский участок.

Чжан Тянь-бао с помощью Сяо-ма взобрался на кровать, лег и, вытянувшись во весь рост, закрыл глаза. Лицо и шею его покрывали крупные, как бобы, капли пота. Он расстегнул одежду, из его горла послышался хрип.

— Уже зима — ты не простудился ли? Помереть ведь в таком состоянии недолго! — посочувствовал ему хозяин.

Чжан Тянь-бао раскрыл глаза, взглянул на него, снова бессильно закрыл их и промолвил:

— Неважно, смерть только избавит меня от мучений! Сяо-ма, дай-ка мне холодной воды!

— У меня есть остывшая кипяченая вода, я сейчас принесу! — хозяин вышел и тут же вернулся с водой.

— Я, наверно, умру от жажды! — сказал Тянь-бао, взял из его рук чашку и стал жадно пить воду.

Сяо-ма и Шунь-мэй, словно приблудные цыплята, вобрав головки в плечи, с испуганными личиками прижимались к кровати отца.

Хозяин знал из газет о процессе Тянь-бао, однако всего он так и не понял, поэтому ему не терпелось разузнать это от самого Тянь-бао.

— Так что же все-таки произошло? — снова спросил он.

Но Чжан Тянь-бао только махнул рукой и ничего не ответил. За все свои пятьдесят лет жестокой, горемычной жизни он привык не бояться трудностей, старался не лезть на рожон и всегда был кротким и сдержанным. Однако своего он не уступал, и ему пришлось до дна испить горькую чашу бедности. За всю жизнь никто, кроме Лао Хэя, не хотел выслушать его накипевших в душе обид, и они так и оставались невысказанными. Он хорошо знал, что хозяин не поймет его, ибо тот думал только о наживе, а не о людях. Поэтому он ничего ему не ответил. Правда, Сяо-ма все-таки рассказал хозяину суть дела в нескольких словах.

Фамилия хозяина была Ли, происходил он, как и Чжан Тянь-бао, из уезда Цзинань провинции Шаньдун. Лет тридцать назад, когда ему не было еще и двадцати, он потерял родителей и приехал в Тяньцзинь, где и устроился работать в этот ночлежный дом. Старому хозяину в то время было уже за пятьдесят, но он был бездетным холостяком. Ему понравился молодой Ли, и он сделал его своим приемным сыном. А после смерти старого хозяина Ли стал владельцем ночлежного дома. Теперь он все свои силы вкладывал в приобретение денег, стремясь разбогатеть и стать «большим хозяином». И так этот вначале искренний, скромный и простой человек постепенно превратился в дельца, преклоняющегося перед деньгами. Когда Сяо-ма рассказывал ему трагическую историю своей семьи, он и сочувствовал им, и жалел их, и ненавидел Лю У и Чжао Лю — людей «высшего общества». И в то же время его не оставляла мысль о том, что Чжан Тянь-бао, который сейчас оказался нищим, не сможет заплатить ему за пищу и жилье. Но все же у него не подымалась рука, чтобы выгнать их за дверь.

— В наше время бедняку нельзя судиться. Не зря пословица гласит: «Если ты прав, но у тебя нет денег — в ямынь и не суйся!» Терпи — в этом основная заповедь нашей жизни!

Чжан Тянь-бао очень не любил этого слова «терпи». Он с трудом открыл глаза, посмотрел на хозяина и сердито сказал:

— Всего не перетерпишь! Если ты людям бьешь челом, а они в ответ тебя колотят чем попало, то такое трудно долго стерпеть.

Хозяин привык наживать деньги с кроткой улыбкой на устах. Чувствуя, что Тянь-бао сильно разволновался, он не стал с ним спорить.

— Конечно, — согласился он. — Никому не хочется быть безмолвным рабом! — и вышел из комнаты, подумав про себя: «Вовремя сказанные приятные слова всегда успокаивают человека!»

Чжан Тянь-бао, лежа в забытьи, услышал, что Шунь-мэй просит есть. Он пошарил у себя по карманам — пусто, нигде не завалялось ни гроша. Вдруг Сяо-ма сказал: «Папа, у меня есть юань».

Чжан Тянь-бао изумленно открыл глаза и увидел, что Сяо-ма действительно держит в руках ассигнацию с летящей лошадью. Он повернул к сыну лицо и спросил: