Юрий Бедзик - Этаж-42

Милиционер в кителе, с широким поясом, при кобуре, в милицейской фуражке, сдвинутой на затылок, руки тяжелые, узловатые, трудовые. Заполняет все тщательно, очень точно, будто схватил настоящего преступника, к которому не может быть доверия. Петр и Виталий стоят у двери немного подавленные: влипли в историю из-за такой ерунды. Кто, собственно, виноват? Надо же было с этой музыкой лезть на верхотуру. Противный старикашка! Петр искоса поглядывал на совершенно упавшего духом Жугая, который сел на продавленный диван, — козлобородый, в брезентовом плаще, в огромных сапожищах… Своих, своих подвел!..

Был заполнен один акт, потом другой. Ставились какие-то подписи, уточнялись фамилии, адреса. Под окном дежурки прохаживался второй милиционер: красный огонек сигареты ярко вспыхивал в темноте. Охрана, ничего не поделаешь!

Старший патрульный наконец поднял голову, снял фуражку и вытер ладонью реденькие, слипшиеся волосы. Устал папаша! Столько написать и — ни одной помарки. Дело складывалось неважно. Из нескольких слов патрульного Петр узнал: его младшего брата убили бандиты в Молдавии. Ворвались в сельскую кооперацию, думали, что легко отоварятся за народный счет, а тут случайно оказались двое из районной милиции. Началась драка, дошло до пистолета. Брат для острастки выстрелил в окно. Его свалили. Другого — тоже. Пятеро — на двоих. Топтали, издевались… Брат, не приходя в сознание, умер в больнице. Его товарищ выжил. Вот как было. И что же? Терпеть, возиться с такими? Бандиты были молодыми людьми, учились, умели говорить умные слова.

Старший патрульный обернулся к Петру и потемневшим взглядом окинул его красивую стройную фигуру.

— Вы ведь тоже учитесь?

— Кончаю институт, товарищ старшина, — тихо ответил Невирко.

— А мой брат недоучился.

— Понимаю, товарищ старшина.

— Вот так… — Милиционер разгладил ладонями акт, глаза его потеплели. Видимо, понимал, что имеет дело не с бандитами, не с хулиганами. И все же оставался беспощадным стражем порядка.

И тут послышались чьи-то голоса. Петр сразу узнал Алексея Платоновича. Явился совершенно нежданно, свалился как снег на голову. Потом выяснилось, что ему позвонила Полина. Приехал, запыхавшись переступил порог. Взволнованно осмотрел комнатушку с тусклой лампочкой под потолком. Что случилось? Почему здесь?

Его появление, видно, подействовало на патрульного. Найду в городе знали, и старшина обрадовался ему, как старому знакомому.

— У вас на стройке… беспорядочек… — Он показал сперва на парней, потом на густо исписанные листки бумаги. — Подписать бы надо.

Найда со слов Полины уже знал о случившемся. Естественно, нелепость. Прочтя акт, не нашел там ничего особенного. Попросил хлопцев выйти на улицу.

— Пусть поостынут, — сказал тоном, которому не решился перечить даже патрульный милиционер. И когда они закрыли за собой дверь, взял старшину за руку. — Я вас прошу только об одном… Возьмите расписку… Рапорт по инстанции… Что угодно. Но поверьте мне, такая штука может погубить их, если дело попадет в определенные руки! Не сегодня, не завтра, но будет беда!

Старшина поднялся, сдвинул плечи.

— Вам виднее, товарищ Найда. Хлопцы, видать, неплохие… И если вы считаете… — он нерешительно взял акт, пробежал его глазами, — если вы за них ручаетесь…

Он еще подумал, посмотрел на листки, сокрушенно вздохнул и разорвал акт на клочки.

— Спасибо, старшина, — сказал Найда и подал милиционеру руку. — Вы сделали доброе дело.

Сына своего Алексей Платонович навещал не часто.

На этот раз вышло так, что он находился неподалеку от его дома, возвращаясь из монтажного управления, и решил, что неплохо бы проведать внука, узнать, как там идут дела. Найда знал: живут трудно, неровно, не все у них ладится — нет полного согласия и доверия. Тося долгое время нигде не работала, ссылаясь на болезнь малыша. Мол, за ним нужен особый уход, здоровье слабое, и в доме некому следить за порядком. После все же устроилась в какое-то министерство. Посадили Тосю разносить и регистрировать бумаги и она регистрировала, занималась разными сплетнями, бегала по магазинам за модными тряпками. Потом Тосю из технических секретарш перевели на должность секретарши производственной.

Доходили и другие слухи: Тося изменяет мужу. Он, впрочем, этот вопрос не затрагивал, не хотел, чтобы в молодой семье начался разлад. Ребенок растет, она может образумиться, дурь ее пройдет. Она мать неплохая. Со временем и к Толе повернется душой.